Капричос. Гойя. Часть 4

Капричос Гойя часть 4Как ни странно, но Испания не сильно пострадала от охоты на ведьм. Инквизиция не поддалась общеевропейскому психозу — она предпочла сосредоточиться на охоте за еретиками, иудеями и мусульманами. Конечно, всякие враги веры не были чужды черной магии, но творилась она не ими, а дьяволом и его присными по их вражьей просьбе. А это — нечто совсем другое. Поэтому ведьм — подозрительных дамочек, бормочущих себе под нос и варящих странные зелья — в Испании было много. И чувствовали они себя достаточно привольно — после 1611 года в Испании не было ни одного случая смертной казни за колдовство.

К тому же народ в ведьм верил. Почти так же истово, как в Святую Троицу. Обыкновенный испанец не сомневался в том, что некоторые женщины летают верхом на мётлах, крадут младенцев, разговаривают с совами, занимаются сексом с огромным чёрным козлом и несут яйца с каббалистическими знаками.

Верил ли в колдовство Гойя? Вряд ли. В конце XVIII века в большей части Европы вера в ведьм считалась предрассудком. По крайней мере среди образованной публики. Но не в Испании. Между 1780 и 1820 годами (в 1820 году Инквизиция была упразднена) два из трёх процессов были основаны на исках по поводу сглаза или колдовства. Ведь каждый честный христианин обязан был доносить на любого, кто оказывал гостеприимство домашним духам, применял любой способ гадания, вычерчивал круги для вызывания демонов, использовал астрологию для предсказания будущего, хранил зеркала или кольца для связывания духов или владел колдовскими книгами. Тем не менее, обычно «ведьмы» и «колдуны» отделывались сравнительно мягким наказанием — поркой, высылкой из родных мест на несколько лет или работами в исправительном доме. Читать дальше

Капричос. Гойя. Часть 3

Капричос. Гойя. Часть 3В XVIII веке одним из самых распространённых лекарственных препаратов был лауданум. В его состав входили: 500 миллилитров хереса, 30 граммов шафрана, 4 грамма молотой корицы, 4 грамма молотой гвоздики и 60 граммов опиума. Это всё настаивалось 2-3 дня на паровой бане. В итоге получалась опийная настойка, которой лечили абсолютно всё — от нежелания спать у младенцев до рака. Кроме того, существовали опийные таблетки.

Какое отношение эта информация имеет к Гойе и его «Капричос»? Изображенное на некоторых гравюрах с трудом поддаётся рациональному объяснению. Но, как мы знаем, в 1793 году (за четыре года до начала работы над «Капричос») художник серьёзно заболел. У него начались сильные головокружения, слуховые галлюцинации; он перестал слышать. И, в соответствии с тогдашними медицинскими теориями, его лечили опиумом. При постоянном же употреблении опийной настойки для того, чтобы сохранялся первоначальный эффект от приёма «лекарства», дозу надо регулярно увеличивать. Некоторые картины и гравюры Гойи просто наталкивают на мысль о чрезмерном употреблении опиума — а в Испанию ввозили лучший, индийский.

Вернёмся к гравюрам. Читать дальше

Капричос. Гойя. Часть 2

Капричос. Гойя. Часть 2Глядя на «Капричос», надо учитывать влияние на Гойю английской карикатуры того времени. А её главным назначением было не смешить зрителя, а бичевать, позорить и даже унижать объект насмешки. Да и вообще юмор того времени был несколько грубоват. Чтобы вы могли оценить его по достоинству, приведём описание шутки, сыгранной героем книги Тобайяса Смолетта, старшего современника Гойи, «Приключения Перигрина Пикля» со своим попутчиком. И надо заметить, что упомянутый Перигрин Пикль был джентльменов хорошо воспитанным и весьма образованным.

«Было одиннадцать часов вечера, когда они приехали в Сенли — город, где намеревались остановиться и где принуждены были разбудить обитателей харчевни, чтобы получить ужин. Всей провизии в доме едва хватило на приготовление сносного ужина. Однако живописец утешался если не количеством, то качеством блюд, одним из коих было фрикасе из кролика, каковое кушанье он оценил превыше всех деликатесов, когда-либо дымившихся на столе великолепного Гелиогабала. Не успел он высказаться в этом смысле, как наш герой, неустанно расставлявший ловушки с целью позабавиться на счет соседа, поспешил воспользоваться этим заявлением и, припомнив историю Сципио и погонщика мулов в «Жиль Блазе», решил подшутить над желудком Пелита, каковой, по-видимому, был весьма расположен к сытному ужину. Итак, он разработал свой план и, когда компания уселась за стол, стал с особым вниманием глядеть на живописца, который положил себе солидную порцию фрикасе и принялся уничтожать ее с величайшим удовольствием. Пелит, несмотря на разыгравшийся аппетит, не мог не заметить поведения Пикля и, дав отдых своим челюстям, сказал:
— Вы удивлены, что я так спешу, но я очень голоден, а это одно из лучших фрикасе, какое мне когда-либо случалось есть.
Французы весьма искусны в приготовлении таких блюд — это я должен признать; и, клянусь честью, я бы хотел всегда есть таких нежных кроликов, как тот, что лежит у меня на тарелке.
На этот панегирик Перигрин ничего не ответил и только повторил слово «кролик» таким недоверчивым тоном и столь многозначительно покачивая головой, что не на шутку встревожил Пелита, который тотчас перестал работать челюстями и с недожеванным куском во рту озирался вокруг с испугом, каковой легче вообразить, чем описать, покуда взгляд его не упал на физиономию Томаса Пайпса, а тот, получив инструкции и умышленно поместившись против него, лукаво ухмыльнулся, чем окончательно смутил живописца. Боясь проглотить кусок, бывший у него во рту, и стыдясь избавиться от него как-нибудь иначе, он сидел некоторое время в состоянии мучительного беспокойства, а когда к нему обратился мистер Джолтер, тронутый его несчастьем, он энергически напряг мышцы глотки, которая с трудом справилась со своей задачей, и с большим смущением и страхом спросил, уж не сомневается ли мистер Пикль в том, что это блюдо приготовлено из кроликов. Молодой джентльмен, приняв таинственный вид, заявил о своем неведении, заметив, что склонен относиться подозрительно ко всем такого рода кушаньям, ибо его осведомили о тех проделках, какие весьма распространены в харчевнях Франции, Италии и Испании, и привел отрывок из «Жиль Блаза», уже упомянутый нами выше, добавив, что не считает себя знатоком животных, однако ноги этой твари, из которой сделано фрикасе, не похожи, по его мнению, на лапки кроликов, каких ему случалось видеть. Эти слова произвели явное впечатление на живописца, который, не скрывая своего отвращения и изумления, воскликнул: «Господи Иисусе!» — и, обратившись в поисках истины к Пайпсу, спросил его, известно ли ему что-нибудь по этому поводу. Том очень серьезно отвечал, что считает эту пищу полезной для здоровья, ибо он видел лапы и шкуру, только что содранную с прекрасного кота и повешенную на дверь чулана, смежного с кухней.
Едва была произнесена эта фраза, как брюхо Пелита, казалось, пришло в соприкосновение с его позвоночником, цвет лица его изменился, глаза закатились, челюсть отвисла, он схватился руками за бока, и у него начались такие мучительные позывы к рвоте, что вся компания была изумлена и потрясена; страдания его усилились вследствие упорного сопротивления со стороны желудка, который решительно отказывался расстаться со своим содержимым, несмотря на крайнее омерзение живописца, обливавшегося холодным потом и едва не лишившегося чувств».

Но мы немного отвлеклись — перейдём к «Капричос». Итак: Читать дальше

Капричос. Гойя. Часть 1

Капричос Гойя6 февраля 1799 года в «Diario de Madrid» появилось длинное объявление. Оно рекламировало сборник из 80 гравюр. В объявлении автор долго и многословно извинялся; предупреждал, что сатира направлена не против конкретных личностей, а против пороков в общем; рассказывал как трудно было рисовать гравюры не следуя ни более ранним образцам, ни природе и всячески себя расхваливал. Этот сборник до сих пор является одним из самых фантасмагорических творений человеческого разума. Речь идёт о  «Los Caprichos». Автором же его был придворный художник его величества Карла IV, короля Испании — Франсиско Гойя и Лусиентес.

Гойя выпустил 300 экземпляров «Капричос» — всего ему пришлось напечатать 24 000 гравюр (не считая брака). Один сборник стоил 320 реалов (тогда столько стоил 31 грамм — или одна унция — золота). За четыре года было продано 27 экземпляров «Капричос». В итоге весь оставшийся тираж вместе с гравировальными досками выкупил Карл IV.

Caprichos переводится как каприз, фантазия, игра воображения. Считается, что слово произошло от глагола, обозначающего прыжки и скачки молодых козочек на травке. До Гойи в этом жанре изображались в основном архитектурные фантазии, намного реже — жанровые или гротескные сценки. Сатирическая фантасмагория была, по сути, изобретением Гойи.

Надо отметить, что кроме графических фантазий итальянцев, на «Капричос» оказала значительное влияние английская карикатура того времени, большим поклонником которой Гойя являлся.

Но в первую очередь он являлся большим поклонником себя. Поэтому Читать дальше

Пожар парламента, скандал и Тёрнер

Пожар английского парламента

Пожар английского парламента, нарисованный Уильямом Тёрнером.

16 октября 1834 года простой народ Лондона ликовал. Наконец-то гнев Божий постиг парламентариев, принявших Новый Закон о бедных; закон обрекавший бедняка на прозябание в работном доме: на фактически тюремный режим, скудное содержание и бесконечный труд. Парламент горел.

На самом деле гнев Божий был ни при чём. Настоящей причиной пожара стали счётные палочки. Правительство отказалось от использования счётных палочек ещё в 1724 году — ибо в то время правительственные клерки уже все были обучены грамоте и счету. Но — как оказалось — правительство было излишне оптимистично. В 1826 пришлось отказываться от злополучных палочек опять. Много лет спустя Диккенс так описал произошедшее в своей речи: «…в 1826 нам сказали, что счётные палочки уже не используются. К 1834 у правительства скопились огромные запасы неиспользуемых счётных палочек; следовательно возник вопрос — что делать с таким количеством изношенного, гнилого, червивого, старого дерева? … Палочки хранились в Вестминстере, и мы — как и любой разумный человек — могли бы предположить, что эти палочки раздадут живущим в окрестностях беднякам на растопку каминов. Но случилось иначе: правительство не может позволить себе применить с пользой такое количество ресурсов. Поэтому решено было эти нелепые палочки сжечь — конечно, в обстановке строгой секретности. Они и были сожжены — в печи Палаты Лордов. От раскалившейся печи загорелась деревянная обшивка на стенах, от обшивки — вся Палата Лордов, а от Палаты Лордов загорелась Палата Общин. Два здания сгорели дотла; и сейчас мы тратим уже второй миллион фунтов стерлингов на их восстановление…»

Читать дальше