Большой Канал, вид на восток с площади Сан-Вио; Каналетто, вторая треть XVIII века

Большой Канал, вид на восток с площади Сан-Вио

Когда речь заходит о Венеции и пейзажах — всегда вспоминают Каналетто. Этот вид на Большой Канал специалисты считают одним из первых изображений Венеции авторства Джованни Антонио Каналя (так на самом деле звали художника, а Каналетто — это такое уменьшительно-ласкательное прозвище). Датируют эту картину (с немалой долей осторожности) периодом между 1719 и 1760 годами. Для особо любопытных сообщу, что написана она маслом по холсту и имеет размер 141 х 205 сантиметров.

Венецианские пейзажи Каналетто действительно хороши. Особенно занимательны в них детали — просто визуальная энциклопедия венецианской жизни XVIII  века. Эта картина не исключение. Присмотримся к ней.

Большое здание с арочными окнами — это Палаццо Корнер далла Ка’Гранде, который спроектировал Сансовино. Заказ от семьи Корнер был одним из первых контрактов, заключенных художником в Венеции. Предыдущий дворец уничтожил пожар в 1532 году и бездомные нобили заказали новый уже прославившемуся на Терра Фирма зодчему, который со временем станет Главным архитектором Венецианской Республики. На картине мы видим дворец ещё в первозданном виде: в 1817 году он опять горел, после чего был продан в государственную собственность Австрии. Габсбурги сделали из дворца провинциальную администрацию; административные функции он выполняет и по сей день — с 1866 года (именно в этом году Венеция была присоединена к Италии) в Палаццо Корнер находится Префектура Венеции.

Справа, на заднем плане, виднеется круглый купол семидесятиметрового собора Санта Мария делла Салюте, построенного в 1631-1687 годах «из истрийского камня и мрамора». Совсем вдали — Славянская набережная, Рива дельи Скьявони: на ней когда-то располагались склады и лавки далматинских купцов.

На переднем плане справа — самое интересное: Палаццо Барбариго и кусочек площади Сан-Вио. В Палаццо во всю идёт уборка (видимо, весенняя): на крыше, на самом большом дымоходе вы можете увидеть трубочиста, а на балконе второго этажа — что-то вытряхивающую служанку. Она скорее всего получала всего 11 лир в месяц (за эти деньги как раз можно было купить 30 килограммовых буханок хлеба из грубой пшеничной муки), но ей повезло явно больше, чем синьорам, удобно расположившимся на солнышке под балконом — возможно они надеются подзаработать на разгрузке стоящих возле палаццо барж. Во времена Каналетто в Венеции насчитывалось около 18 000 нищих — больше одной десятой венецианцев.

То ли дело гондольер — на службе у какого-нибудь нобиля можно было рассчитывать даже на 100 лир в месяц плюс чаевые. Даже обычному гондольеру жилось неплохо: поездка на гондоле могла обойтись в 3-6 лир (а если с песней — то в два раза больше), но для этого нужно было иметь гондолу или хотя бы наняться к человеку, таковую имеющему, что было отнюдь не легко. Этот традиционный для Венеции бизнес строго регламентировался — экзамены, специальные разрешения, возрастные ограничения (только достигнув 30 лет венецианец имел право купить место у причала)… Тем не менее канал (точнее картину) бороздит целая масса лодок, барж, грузовых гондол, трагетт (гондол-автобусов), обычных гондол — больших и малых… Есть даже судно, нарисованное дважды — на стене Палаццо Барбариго вы можете разыскать изображение галеры.

Разглядывать картины Каналетто можно долго, находя при этом всё новые и новые занимательные детали; но кроме этого вы можете позабавиться, взглянув как выглядит то же место сейчас на карте Гугл. Приятного вечера 🙂

Казак Мамай, автор неизвестен, XVIII в.

Казак Мамай, автор неизвестен, XVIII в.Казак Мамай (а если быть абсолютно точным произвольно поименованный казак, сидящий под деревом с бандурой, горилкой и атрибутами его гражданского состояния) на протяжении добрых трёх сотен лет был, наверное, самым популярным сюжетом в украинском искусстве. «Мамаями», правда, подобные картины стали называть уже в XIX веке; подписан герой изображения мог быть как угодно: это могло быть имя историческое (Сирко, Семен Палий, Максим Зализняк), имя совершенно произвольное (Хома, Иван-брат, Козак-Бардадим, собственно Мамай) или имя обобщающее (запорожец, запорожский кошевой, гайдамака, козак-сиромаха). Но не взирая на имя, казака Мамая можно было встретить и в крестьянской хате, и в помещичьей усадьбе. Такое изображение могло служить и оберегом — Мамая рисовали на дверях: чтобы в дом не могло войти ничто злое.

Самые старшие сохранившиеся «мамаи» датируются началом XVIII века; известно несколько картин, считающихся копиями оригиналов середины XVII века. В любом случае «мамаи» в своём классическом виде сформировались во второй половине XVIII — начале XIX века; с тех пор — и до 20-х — 30-х годов XX века — они были привычной и характерной чертой украинского домашнего интерьера. Данная картина нарисована неизвестным художником — скорее всего на территории Полтавского или Нежинского полков — где-то в середине XVIII века.

На изображении запорожец наигрывает на бандуре (и, судя по всему, напевает):

(Гей бандура моя золотая
колыб до тебы дивчина молодая
скакалаб и плясала до лиха
що не одын вражий сын одцуравсяб соли мыха (миха, мешка)
бо як заграю то всяк поскаче
а наупосли ны один вражий сын заплаче,
козак душа правдывая сорочкы нымае
колы ныпье так воши бье
то во бандуру грае,
хоч дывысь ны дывысь
таба не вгадаеш
видкиль я и як звалы
ни чичир не знаеш)

Авторская орфография и пунктуация сохранены. Обратите внимание, что в подписи совмещены сразу три песенки (они разделены запятыми). То, что вы видите на картине — это, собственно, и есть казак Мамай в классическом своём виде: оселедец, трубка, копьё  и привязанный к нему баской конь, бандура (кстати, знатными бандуристами были и Палий, и Мазепа, и Головатый, и даже Сковорода — хоть последний предпочитал сопилку) и обязательный штофчик с оковитой. Двое его товарищей варят кулеш (хоч я в стыпи висылюся одным кулишом похмылюся — написано возле казана), третий палит из фузеи, видимо в ляхов. Парочка предполагаемых ляхов висит на дубе — стишок под бутылкой недвусмысленно намекает на прохудившуюся казацкую шапку и на необходимость ободрать ляха, для того, чтобы оную шапку «полатать». Повешенные на дубе весьма характерны для XVIII столетия — гайдамаччина, всё-таки; иногда вместо ляхов встречаются евреи. Отличить одних от других в большинстве случаев просто — евреев изображают повешенными за ноги, а ляхов — за шею.

Кто такой Мамай? Неизвестно. Происхождение образа связывают и с казацкими портретами-парсунами; и с героем-запорожцем из театра-вертепа; и с фольклорными казаками; и с иранской или турецкой миниатюрой (там часто встречались персонажи, сидящие в характерной для Мамая позе); и даже со скифскими и половецкими «бабами». Но имя Мамая ни в народном театре, ни в украинских легендах не встречается. Поэтому насчет имени есть другие теории. Одна из них ссылается на темника Мамая. Считается, что от него произошел род князей Глинских. А Богдан Федорович Глинский был в конце XV века черкасским старостой — и участвовал в казачьих набегах на крымчаков и турок, в том числе и во взятии Очакова. Таким образом потомок Мамая стал прочно ассоциироваться с украинским казачеством и передал своё имя собирательному образу казака. Другая теория указывает, что в казацких реестрах (и в судебных делах гайдамаков) периодически встречается фамилия (или прозвище) Мамай. И, мол, со временем это имя — благодаря оригинальности и запоминаемости — прочно прилепилось к картине.

Гойя рисует комиксы или История о том, как монах брат Педро поймал разбойника Эль-Марагато

Монах брат Педро поймал разбойника Эль-Марагато

Как монах брат Педро поймал разбойника Эль-Марагато. Щелкните мышью по картинке  — и увидите её в большем размере.

Гойя у многих ассоциируется с картинами мрачными, страшными и даже омерзительными. Это несправедливо. Во-первых сеньор Гойя был управителем Королевской фабрики гобеленов и его работа в основном заключалась в рисовании сентиментальных пастушков, розовощёких пастушек и прочих идиллий с аркадиями. Разве можно его после этого винить в том, что для души он рисовал всякие ужасы? Во вторых он рисовал комиксы.

Например о том, как монах брат Педро поймал знаменитого разбойника Эль-Марагато. Настоящее имя разбойника было Педро Пинеро, а своё прозвище он получил от обитавшей в Леоне, в районе Асторги этнической группы — марагатов. Это название — и происхождение марагатов — производят от мавров (что совершенно не соответствует истине). Занимались они в основном ремеслом погонщиков мулов и вели образ жизни, весьма сходный с цыганами. Кроме того марагаты славились деловитостью, серьезностью и необычайной (даже для церемонной Испании) вежливостью.

Почему разбойник Эль-Марагато получил своё прозвище — непонятно; марагатом он не был и своим поведением их совсем не напоминал. Мало того, оно (поведение) настолько отличалось от образа жизни законопослушных погонщиков мулов, что в 1804 году был отправлен на каторжные работы в Картахенском Арсенале.

В 1806 году Эль-Марагато бежал и продолжил своё малопочтенное занятие. В июне того же года он, вооруженный до зубов, вломился в некий богатый дом, расположенный неподалёку от Толедо. Обитателей дома (большей частью мужчин) он запер в одной из  комнат первого этажа; и уже было собрался заняться реквизициями… но тут в дверь постучали. Разбойник выглянул — на пороге стоял монах-капуцин с огромными торбами. Он собирал пожертвования для своего ордена.

Эль-Марагато пригласил монаха в дом — и запер вместе с пленёнными им ранее домочадцами. Собрав добычу, разбойник пал жертвой жадности — решил обзавестись новыми башмаками взамен своих, изрядно поизносившихся. Башмаки он решил искать на ногах у пленников.

Монах — звали монаха, кстати, Педро де Сальдивия, брат Педро — предложил грабителю свои замечательные башмаки, лежавшие в торбе. Разбойник подошел, потянулся за новой обувью… и тут коварный монах набросился на Эль-Марагато и отобрал у него ружьё!

Разбойник кинулся во двор, к своей лошади — в кобуре у седла болтался ещё карабин; но брат Педро, не долго думая, поблагословил его прикладом по голове. Эль-Марагато не сдался и сделал ещё одну попытку — и непреклонный в неприятии греха монах всадил ему заряд дроби в зад.

Возмущённый и оскорблённый до глубины души несоответствующим духовному званию поведением монаха, Эль-Марагато возопил: «Отче! Разве мог я, когда ты под прицелом моего ружья смиренно опустил глаза долу и покорно вошёл в дом — разве мог я, говорю, ожидать от тебя такой подлости!?»

«Увы, друг мой, случается, что под смиренным обличием монаха скрывается ужасный гнев Божий!» — ответил на это брат Педро и связал разбойнику руки верёвкой. Эль-Марагато был сдан на руки служителям закона, препроважден в Мадрид, осуждён и повешен. Храбрый монах Педро де Сальдивия вошел в легенду, а Гойя проиллюстрировал эту легенду набором из шести последовательных изображений, то есть — нарисовал комикс.

Симонетта Веспуччи, копия с портрета работы Сандро Боттичелли, 1476-1480

Симонетта Веспуччи, копия с портрета работы Сандро Боттичелли, 1476-1480

Симонетта Веспуччи, копия с портрета работы Сандро Боттичелли, 1476-1480

Симонетта Веспуччи (в девичестве — Симонетта Каттанео), генуэзка, была любимицей Флоренции, любовницей Джулиано Медичи и женой Марко Веспуччи, старшего брата Америго — того самого, в честь которого названа Америка.

Особый восторг флорентийцев и зависть флорентиек вызывали её «кудри золотого цвета» — это из сонета Полициано. Кроме того она обладала исключительно грациозной шеей, величавой осанкой и легким нравом. Джулиано, прозванный «Принцем Юности», был не единственным её поклонником — считается что был в неё влюблён и Боттичелли (благо жил он в двух шагах от дворца Веспуччи), и непримиримый соперник Медичи, Франческо Пацци (правда, злые языки утверждали что изнасиловать Симонетту он пытался исключительно по политическим мотивам, дабы насолить Джулиано и Лоренцо Великолепному).

История любовного соперничества Медичи и Пацци закончилась ожесточенной схваткой между ним и Джулиано во время рыцарского турнира — «джостры», состоявшегося после Рождества 1475 года. Пацци был повержен, но, благодаря расторопности устроителей, никто не пострадал; а победитель получил от прекрасной Симонетты поцелуй и фиалковый венок. Особой пикантности ситуации добавило то, что Джулиано медичи выступал на турнире под хоругвью с изображением своей возлюбленной в виде Афины Паллады. Хоругвь нарисовал Сандро Боттичелли. Афину живописец писал с натуры, с Симонетты, как вы уже догадались; и мы не будем повторять того, что говорили злые языки по поводу частых визитов жены Марко Веспуччи в мастерскую художника.

Симонетта Веспуччи умерла 26 апреля 1476 года, в возрасте 23 лет. Так что хоругвь для турнира осталась единственным портретом, написанным с неё Боттичелли при жизни. Остальные изображения, созданные его рукой (Вазари упоминает два портрета, хранившихся у Медичи, но, по всей видимости существовали и другие), — посмертные. Художник их писал — по примеру Данте — «дабы ослабить силу своих страданий».

Оригиналы этих портретов не сохранилось — до нас дошли только копии, выполненные его учениками. Дело в том, что во Флоренции объявился доминиканский монах Джироламо Савонарола. Своим призванием он объявил борьбу с пороком; и эта борьба сделала его в итоге властителем Флоренции.

27 февраля 1497 года по приказанию Савонаролы на площади Синьории была возведена из дерева семиступенчатая пирамида. Каждая ступень символизировала один из смертных грехов, на вершине восседало чучело Карнавала. Карнавал — вместе с «Суетой» — должен был быть сожжен. «Суету» олицетворяли сложенные в пирамиду маски, наряды, женские украшения, крамольные книги и… картины. В том числе и картины Боттичелли, ставшего истовым последователем сурового монаха, — часть из них художник принес и возложил на костер сам. Сгорели все «безбожные» изображения из мастерской, сгорели и портреты Симонетты из дворца Медичи.

После этого Боттичелли писал большей частью религиозные сюжеты (исключая несколько исторических полотен) — мрачные и темные. Умер он в в нищете, в 1510 году. Существует рассказ о том, как Микеланджело увидел в темном переулке согбенного старика, с трудом ковыляющего, опирающегося на костыли. Приглядевшись, Микеланджело узнал в нём Боттичелли; он окликнул знаменитого предшественника; тот протянул к нему руку, Микеланджело протянул руку в ответ… и понял, что старик просит у него подаяния.

Видение после проповеди или борьба Иакова с Ангелом, Поль Гоген, 1888

Видение после проповеди или борьба Иакова с Ангелом, Поль Гоген, 1888

Видение после проповеди или борьба Иакова с Ангелом, Поль Гоген, 1888

Зимой 1883 года тридцатипятилетний преуспевающий биржевой маклер объявил жене, что он решил уйти с работы и стать гениальным художником. Это великое событие было ознаменовано семейным скандалом.
Звали будущего гения Поль Гоген, он считал себя потомком короля инков Монтесумы (что поделаешь, семейная легенда), обладал ростом под два метра, недюжинной физической силой, бурным темпераментом и многолетней практикой в качестве художника-любителя.
Он много рисовал: в Париже, Копенгагене (оттуда была родом его жена), на Мартинике и в Панаме. Жизнь в Париже была дорога, в Копенгагене — тоже; путешествия в экзотические края обходились не дешевле и были сопряжены с определенными бытовыми неудобствами (вроде малярии); картины его покупать упорно не желали — и Гоген озаботился поиском экономически выгодных условий для творчества. Таковые он нашел в провинции, в Бретани, в Понт-Авене, в дешевом пансионате.
Через некоторое время он собрал вокруг себя небольшую толпу последователей, которым нравилось наблюдать, как он рисует; и значительно большую толпу уличных мальчишек, которым нравилось наблюдать, как он плавает голышом и швыряет в Атлантический океан представителей конкурирующих художественных школ.
«Я люблю Бретань. Я нахожу здесь дикое, примитивное. Когда мои деревянные башмаки стучат по здешнему граниту, я слышу тот глухой, невнятный и мощный звук, которого ищу в живописи» — писал Гоген в Париж.
Однажды его друг Эмиль Бернар (тоже знаменитый художник) написал бретонских крестьянок в традиционных костюмах во время религиозного праздника. Гогену настолько понравились характерные белые чепцы бретонок, что он решил создать нечто подобное. С натуры Гоген не рисовал, источником образов для него служило исключительно собственное воображение. В результате появилось «Видение после проповеди или борьба Иакова с Ангелом». Изображен на картине Иаков, получивший прозвище Израиль, борющийся с Богом, снизошедшим к нему посреди ночи в виде ангела. За дракой благоговейно наблюдают крестьянки в чепцах.
Написав картину, Гоген пожелал разместить её в церкви соседней деревушки — Низоне. Возглавляемая художником процессия доставила картину на место; после примерки Бернар отправился к местному кюре и сообщил ему, что великий художник решил преподнести в дар приходу замечательную картину. Священник поспешил в церковь; узрел картину; удивился; испугался; решил, что над ним издеваются; возмутился и отверг дар. Кюре был поклонником традиционного стиля в живописи.
После оскорбительного отказа Гоген выставил картину на продажу — в галерее у Тео Ван Гога — за 600 франков (около 400$ или 10 000 гривен по нынешним ценам).