Кладбище Невинноубиенных младенцев долгое время было парижской достопримечательностью и средоточием социальной жизни. Его уничтожили в 1787 году — это было сделано из заботы об «общественном здоровье» и в ответ на жалобы окрестных жителей на невыносимую вонь и ужасный шум, доносившийся с кладбища по ночам. Кости были отправлены в катакомбы, жировоск пустили на мыло и свечи, церковь снесли, а на месте кладбища был разбит овощной рынок.
Этот рисунок-реконструкция создан в конце XIX века художником Теодором Хоффбауэром и изображает кладбище Невинноубиенных младенцев около 1550 года. Что ж, прогуляемся по этому удивительному местечку.
Появилось это кладбище около XII века, так же, как и многие другие средневековые кладбища. Люди желали быть похоронены в святом месте, в церкви — они считали, что святой покровитель (или святые покровители) храма защитит их от наказания за грехи в загробной жизни и поможет попасть в рай. Разумеется, что чем ближе к алтарю — тем шансов попасть в рай больше. Везло не всем — конкуренцию за теплые посмертные местечки выигрывали самые могущественные и богатые, захватывая пространство прямо под алтарем и возле него. Менее могущественным приходилось ютится поближе к выходу; но пространство внутри церкви было не бесконечно (хоть жаждущих спасения в вечной жизни складывали под полами церквей буквально штабелями) и самым неудачливым приходилось устраиваться за церковными стенами. Кто мог — возводил часовенку; если средств не хватало — ставили просто надгробный крест или плиту; а бедняки довольствовались одной возможностью быть захороненными неподалеку от церкви, пусть даже и в общей могиле.
План кладбища Невинноубиенных младенцев. На более раннем (слева) вы как раз можете увидеть расположение описанных нами предметов.
Центром комплекса была средневековая церковь Невинноубиенных младенцев (на рисунке Хоффбауэра она посередине, на заднем плане), давшая начало и название кладбищу. Слева к ней примыкают жилые дома — в таких обычно жил местный клир и его родня. Перед церковью — два высоких креста (тот который ближе — это надгробие Жана Бюро, купеческого прево, установленное в 1451 году) и кафедра проповедника. В праздничные дни — когда людей было слишком много, чтобы поместится в церкви — богослужение происходило на улице; так же, как и тогда, когда погода располагала к священнодействиям на свежем воздухе. Поводом для проповеди, кстати, могло послужить любое скопление людей — начиная от многолюдных похорон и заканчивая достаточным количеством прогуливающихся зевак. Не только приходской священник произносил проповеди с кладбищенской кафедры: любой бродячий проповедник, получивший дозволение проповедовать в Париже (особо популярные проповедники могли собирать 5 000 — 6 000 человек и даже более 10 000), мог взобраться на кафедру и начать клеймить первый попавшийся порок. Благо, было из чего выбрать. Кладбища тогда служили излюбленным местом для прогулок и отдыха (церковь почти до XVII века была вынуждена регулярно повторять запрет плясок на кладбищах или в церквях) — в тесных городах того времени, лишенных парков и бульваров, они были редкими островками простора. А там где были гуляющие — были и услуги для них. Разносчики продавали еду и напитки; проститутки предлагали поразвлечься с ними в опоясывающих кладбище галереях; в тех же галереях сидели писцы (на рисунке Хоффбауэра мы смотрим на кладбище как раз из Галереи Писцов) и продавцы белья, духов, книг, одежды (галерея справа называлась Галереей Белошвеек, там продавалось и женское бельё, и сами белошвейки)… Бурная общественная жизнь не затихала даже ночью — к вечеру, когда «чистая» публика расходилась по домам, среди могил собирались бродяги, воры, нищие; кладбище с его круглосуточной торговлей предоставляло им возможность чего-нибудь перекусить и выпить, поразвлечься с теми же проститутками и «отогреть зад» возле костра из костей (очень немаловажное преимущество в городе с очень высокой ценой на дрова). Кстати, именно этими ночными сборищами были вызваны жалобы окрестных обитателей на ужасный ночной шум — а совсем не какими-то таинственными и мистическими причинами.
Кроме того, на кладбищах происходили выборы в органы местного самоуправления, оглашались судебные приговоры; до конца средневековья среди могил даже проводились судебные заседания… В общем, кладбища были весьма оживленными местами.
Галерея кладбища Невинноубиенных младенцев — вы можете хорошо видеть сваленные под крышей черепа. Так же можно рассмотреть изображенный на стене галереи Danse Macabre.
На кладбище, разумеется, постоянно кого-то хоронили. Оно было очень популярным местом последнего упокоения среди парижан — считалось, что его земля обладает чудодейственным свойством полностью растворять плоть за девять дней. Многие умирающие, которых ожидало захоронение в не столь замечательных местах (как, например, некий парижский епископ), требовали, чтобы им в могилу была положена хоть горсть чудодейственной земли от Невиннноубиенных. На рисунке Хоффбауэра вы можете увидеть две похоронные процессии — и пусть вас не удивляет сопровождающее их огромное количество священников и монахов: тогда были убеждены, что чем больше служителей культа идет за гробом — тем ближе покойный будет к райским кущам. Хоронят мертвецов, как видите, в общей могиле (такие могилы могли вмещать до полутора тысяч человек — я специально написал это словами); дело в том, что немногие могли позволить себе заплатить за «постоянную» могилу. Мало того, единоразовой выплаты для того, чтобы обеспечить себе место вечного сна было недостаточно. Поэтому содержание надгробия или ложилось на плечи наследников (которые не всегда были рады подобному бремени), или обеспечивалось определенным капиталом, процентов с которого должно было хватать на содержание могилы. Неудивительно, что на одном из главных парижских кладбищ (оно обслуживало 22 прихода, правда один из них — собственно приход Невинноубиенных младенцев — ограничивался стенами кладбища) едва ли наберется больше двух десятков каменных надгробий. Все же остальные мертвецы — как только плоть разлагалась — отправлялись в галереи. Приглядевшись, вы можете увидеть сложенные под крышами галерей черепа; а в дальней, двухэтажной галерее — Галерее Часовни Девы — из черепов, связанных известковым раствором, выложены даже стены.
Статуя Смерти с кладбища Невинноубиенных. В руке у неё, по всей видимости, должна была быть коса.
И, как будто всего этого мрачного антуража было мало, Галерею Белошвеек (самую длинную из всех) ещё и расписали плясками смерти — Danse Macabre. Безумный танец скелетов сопровождался печальными и назидательными стихами.
О пахарь, ведь тебе не стерть
Из жизни сей труды всечасны,
Прими же неотвратну смерть,
И бегство, и борьба напрасны.
Все чувства будут в том согласны:
Смерть отрешит от всех забот…
Фрески были выполнены по указанию герцога Беррийского (который хотел быть похороненным именно на этом кладбище) в 1423-1424 годах. Общее впечатление от кладбища прекрасно описал Хейзинга: «В этом странном, «макабрском» месте, каковое представляло собой кладбище Невинноубиенных младенцев, тысячи людей изо дня в день видели незамысловатые фигуры, рассматривали их, читали простые и доходчивые стихи, где каждая строфа оканчивалась всем известной пословицей, и трепетали перед неминуемой кончиной, утешая себя тем, что все они равны пред лицом Смерти. Нигде эта смахивающая на обезьяну Смерть не могла быть более к месту: осклабленная, передвигающаяся неверными шажками старенького учителя танцев и увлекающая за собой Папу, императора, рыцаря, поденщика, монаха, малое дитя, шута, а за ними — все прочие сословия и ремесла». Кроме фресок с пляской Смерти, кладбище Невинноубиенных младенцев должно поблагодарить герцога Беррийского за огромную статую Смерти — она чудом уцелела до наших дней и находится в Лувре.
Кучи черепов и костей вы можете увидеть по всему кладбищу — пришла их очередь отправляться на галереи… если, конечно, их ночью не используют вместо топлива для костра нищие.
Усопших бедных ломаные кости,
Разбросаны по кучкам на погосте,
Нестройно, без правила и кружал…
Разумеется, плана захоронений в то время никто не рисовал. Когда возникала нужда в новой яме, могильщики просто начинали рыть могилу в первом попавшемся месте. Если они натыкались на кости — они их переносили в галерею. Если на неразложившиеся тела — опять закапывали; иногда после того, как клали туда ещё пару трупов. Обычно одна или две общих могилы оставались открытыми до тех пор, пока не заполнялись мертвецами — некий могильщик XVIII века описывает яму, которая была вырыта в январе и засыпана в мае, вмещая 500 трупов. Полную яму засыпали тонким слоем земли — настолько тонким, что голодные собаки или забредшие в город волки (тогда и такое случалось) без труда добывали себе из под него пропитание. Предполагают, что за пол тысячелетия существования кладбища Невинноубиенных младенцев на нем таким образом могли захоронить до двух миллионов человек. И это на площади немногим больше футбольного поля!
Эта гравюра — из книги, вышедшей в 1485 году — скопирована (правда, не очень точно) с фресок на кладбище Невинноубиенных. Оттуда же и стихи.
Возле Галереи Белошвеек стояла восьмиугольная часовенка Девы Марии. Кроме нее в XVI веке на кладбище было ещё две семейных часовни — Вильруа и д’Оржемонов. Погребение в часовне стоило дешевле, чем внутри церкви, но всё равно очень дорого — приблизительно как заработок среднего парижанина за несколько лет. В углу, между галереями Часовни Девы и Белошвеек — ворота святого Иакова (или же святого Жака). Вторые маленькие ворота, даже калитка — там, где белая пристройка слева; остальные двое ворот — святого Евстахия и святого Жермена — выходят в Галерею Писцов, на рисунке Хоффбауэра их не видно.
Возле ворот святого Жака вы видите небольшие домики. В них нет дверей. Там, замурованными, жили отшельницы. Они могли таким образом уединятся добровольно (как некая Жанна ла Вэрьер, поселившаяся в таком доме без дверей в 1422 году — добровольно, с благословения епископа и с выплатой очень неплохого ежегодного содержания в восемь ливров), но гораздо чаще их замуровывали в наказание, для искупления грехов. Так, например, в 1485 году в таком доме без дверей была заключена женщина, убившая своего мужа. Пожизненно. На хлеб и воду.
В домах вокруг, как вы уже знаете, жили люди; и эти люди падали в обмороки от кладбищенских ароматов («Даже в сильные морозы почва кладбища источала зловоние» — писал один очевидец в XVII веке), болели и становились жертвами асоциальных элементов, собиравшихся на кладбище. Место было настолько нездоровым, что в кладовых портились овощи и мясо. Но, тем не менее, парижане продолжали там селится. Ведь надо сказать, что в любой точке Парижа того времени жилось не намного лучше: помои и содержание ночных горшков выплескивались просто на улицу; там же испражнялись лошади, свиньи и люди; ночной шум не был ничем необычным — ватаги пьяных студентов, подмастерьев или солдат; шаривари («кошачьи концерты», которые молодежь устраивала под окнами персон, чем-то ей не угодивших); серенады, похищения, скандалы, ограбления, драки… Шум и вонь. Мир XVI века был местом очень шумным, очень неспокойным и очень небезопасным. Мы с вами, на самом-то деле, живем в прекрасное и благополучное время, правда?
В середине XVIII века французские власти начали реформировать городское пространство. В связи с тем, что «источаемые трупами гнилостные испарения наполняют воздух солями и частицами, способными повредить здоровью и вызвать смертельные болезни» кладбища начали закрывать и выносить за городскую черту. Сначала были запрещены захоронения в церквях и прочих замкнутых помещениях, затем постепенно начал вводится запрет на захоронения в городской черте. В 1779 году зловоние с кладбища Невинноубиенных младенцев стало настолько сильным, что жители соседних домов начали жаловаться на удушье. В 1780 году кладбище было закрыто, чтобы в 1787 быть уничтоженным окончательно.
Вконтакте
Facebook
Google+
LiveJournal