Секрет политики

Секрет политикиКогда-то давным-давно, году, эдак, в 1837, молодая королева Виктория имела обыкновение набираться государственной мудрости у премьер-министра и министра иностранных дел британского кабинета. Премьер-министром тогда был лорд Мельбурн, более известный потомкам бурным романом своей жены (Каролины Лэм) с Байроном, чем достижениями на высоком посту. А министром иностранных дел — Генри Джон Темпл, лорд Пальмерстон.

Лорд Мельбурн объяснил юной королеве, как принимаются решения в кабинете министров. Мол, каждое предложение обсуждается на заседаниях кабинета, после чего по нему принимается решение — положительное или отрицательное. А каждое предложение является — по словам лорда Мельбурна — плодом длительных размышлений, неформальных совещаний и труда многих людей.

Лорд Пальмерстон был с этим согласен. В принципе.

— Лорд Мельбурн замечательно разъяснил Вашему Величеству теорию принятия политических решений. — сказал он.

— Теорию? А что, на практике происходит иначе? — удивилась королева.

— Ваше Величество, если вы пообещаете меня не выдавать, я открою вам одну тайну. — ответил Пальмерстон.

Королева тогда была всего лишь восемнадцатилетней девушкой; поэтому она очень хотела узнать тайну и дала своему министру все необходимые обещания и заверения.

— Обожаю секреты! — воскликнула она. И лорд Пальмерстон сообщил её как принимаются политические решения в действительности.

— Понимаете, Ваше Величество, большинство политических решений попросту неизбежны. Они принимаются под давлением обстоятельств. Секрет заключается в том, что хороший политик принимает решения как можно реже. Принимая решение, легко можно ошибиться; хуже того, можно выставить себя дураком. Поэтому политики просто ждут. И когда обстоятельства не оставляют им выбора, когда из всех альтернатив остается одно-единственное возможное решение — они его и принимают. И даже если оно оказывается неудачным — оно оказывается единственно возможным, а это значит, что его легко защитить, обосновать и оправдать.

Ганзейская каррака «Орел Любека» (Adler von Lübeck)

Ганзейская каррака "Орел Любека" (Adler von Lübeck)Все слышали об огромных португальских нао и испанских «манильских галеонах» с мачтами из шести скреплённых вместе толстенных сосновых стволов. Но вот что по настоящему в то время могло впечатлить — это «Орел Любека» (Adler von Lübeck), ганзейская каррака.
Длиной этот деревянный корабль был 78 с небольшим метров, шириной — 14 с половиной. Над водой он возвышался на 57 метров — это где-то как три поставленные друг на друга хрущёвки. Его водоизмещение оценивают приблизительно в две тысячи тонн.
Площадь парусов «Орла Любека» равнялась 1800 квадратным метрам; в команде числилось 1000 человек и вооружен он был 138 пушками.
Построили это чудовище в 1565-67 годах для сопровождения ганзейских конвоев по Балтийскому морю, в связи с войной со Швецией. Но повоевать ему не случилось; и в 1570-71 годах «Орел Любека» был переоборудован в торговца (в него помещалось 1600 тонн груза); плавал с солью в Испанию и Португалию до 1581 года (не особо успешно, ибо был дорог в эксплуатации и из-за своего размера мог входить далеко не во все порты — например, главный испанский торговый порт Севилья мог принимать корабли, водоизмещением не более 500 тонн); был продан Португалии и разобран в 1588 году.

Утешение Людовика XIV

Утешение Людовика XIVЛюдовику XIV перед смертью повезло с утешителем. Как известно, 76-летний Король-Солнце умирал долго, мучительно и нехотя. И для поддержки духа велел привести пред своё сиятельное обличье некоего 114-летнего дедушку. «Как ты себя чувствуешь, старик, — в таком-то возрасте?» — спросил король. «Неплохо, Ваше Величество!» — ответил добрый дедушка — «Но в вашем возрасте я чувствовал себя намного лучше, чем вы…»

Как Казанова осчастливил доктора

Как Казанова осчастливил доктора

Мало кто не слыхал о любовных похождениях Джакомо Казановы (1725-1798). Но далеко не все знают, сколь благотворный эффект оказывали эти похождения на экономику и здравоохранение. Предоставим слово самому Казанове:

Итак, сойдя в Орсаре, пока загружали балласт в трюм нашего судна, поскольку чрезмерная его легкость ухудшала баланс, необходимый для плавания, я заметил человека, приятного на вид, который остановился, разглядывая меня с пристальным вниманием. Уверенный, что это не может быть кредитор, я решил, что его заинтересовало мое лицо, и, не сочтя это дурным, пошел своей дорогой, когда он подошел ко мне.
– Могу ли я спросить вас, капитан, вы в первый раз в этом городе?
– Нет, месье. Я здесь второй раз.
– Не было ли это в прошлом году? Но вы не были одеты как военный?
– И опять правда. Но мне кажется, что ваше любопытство отдает невежливостью.
– Вы должны меня за это извинить, месье, потому что оно – дитя моей благодарности. Вы – тот человек, которому я очень многим обязан, и я должен полагать, что бог направил вас в этот город вторично с тем, чтобы я с вашей помощью извлек еще большую пользу.
– Что же я сделал для вас и что еще могу сделать? Что-то я не могу понять.
– Будьте добры прийти позавтракать со мной у меня дома. Вот моя открытая дверь. Зайдите попробовать мой превосходный рефоско (сорт итальянского вина), и я вас уверю, после самого короткого рассказа вы поймете, что вы мой настоящий благодетель, и что я имею право надеяться, что вы вернулись с тем, чтобы возобновить свои благодеяния.
Не имея оснований считать этого человека сумасшедшим, я вообразил, что он хочет уговорить меня купить свой рефоско, и позволил отвести себя в его дом. Мы поднялись на второй этаж и вошли в комнату, где он меня оставил и пошел распорядиться о хорошем завтраке, который мне обещал. Видя весь арсенал хирурга, я сделал вывод, что это он и есть, и, увидев его возвратившимся, спросил об этом.
– Да, капитан, – ответил он, – я хирург. Я двадцать лет в этом городе, и жил здесь в нищете, потому что мне приходилось применять свое ремесло только для кровопускания, накладывания банок, залечивания небольших ссадин и вправления вывихов. Заработанного мне едва хватало на жизнь, но с прошлого года, я могу сказать, положение изменилось; я заработал много денег, я обрел удачу, и это вы, вознагради вас господь, принесли мне ее.
– Как это?
– Вот эта короткая история. У вас было галантное приключение, имевшее некое последствие, с гувернанткой дона Джеромо, которая предала его своему другу, который, в добрый час, передал его своей жене. Эта женщина, в свой черед, наградила своего любовника, который сделал ему такой сбыт, что менее чем в месяц я увидел у себя под опекой полсотни клиентов, и все новых в последующие месяцы, которых я всех лечил, а они мне, естественно, хорошо платили. У меня еще осталось несколько, но через месяц их не останется, так как болезни больше нет. Когда я вас увидел, я не мог удержаться от радости. Я увидел в вас птицу счастья. Могу ли я надеяться, что вы останетесь здесь на несколько дней, чтобы все возобновилось?

Утопленник или Альтернативная реклама. Ипполит Байяр, 1840 год.

Утопленник или Альтернативная реклама

Это изображение сделал известный французский фотограф и изобретатель одного из методов фотографии Ипполит Байяр. Называется она — «Утопленник». Датировано оно 18 октября 1840 года.

Фотография — судя по всему — должна была исполнить роль открытки, адресованной французскому правительству. На обратной стороне карточки было написано следующей послание:

«Мертвое тело, которое вы видите на обороте, принадлежит господину Байяру, изобретателю метода, чудесные результаты котoporo вы только что видели или сейчас увидите. Насколько мне известно, этот искусный И неутомимый исследователь посвятил усовершенствованию cвoero изобретения почти три года.
Академия, король и все те, кто видел eгo рисунки, которые он сам находил несовepшенными, восхищались ими, как восхищаетесь сейчас вы. Это прославило ero, но не принесло ему ни гроша. Правительство, щедро наградившее г. Даrера, заявило, что не может ничем помочь г. Байару, и несчастный утопился.
О непостоянство человеческой
природы!
Художники, ученые, газеты так долго уделяли ему внимание, а сегодня, когда он уже несколько дней выставлен в морге, никто eгo еще не узнал и им не поинтересовался.
Господа и дамы, перейдем к другим темам, дабы не пострадало ваше обоняние, ибо голова и руки этоrо господина, как вы можете заметить, начинают разлагаться».

Разумеется, что изобретатель одного из первых методов фотографии при съёмках не пострадал. Он благополучно дожил до 1887 года и скончался в возрасте 86 лет. Следы разложения на руках и лице — это летний загар, а трагическое письмо — всего лишь попытка выбить немножко денег из правительства. Причём безуспешная.

А фотоснимок хранится во Французском фотографическом обществе и считается классическим образцом фотографического автопортрета. Хоть и несколько странным.