Как был осмеян и обобран банкир Пейксотт? Очень просто: при помощи голой девицы с шестью павлиньими перьями в заду.

Но давайте по порядку: во Франции, в Париже, где-то эдак годах в 1770-х жил-был богатый и немолодой банкир по фамилии Пейксотт. Там же и в то же время жила молодая и очень красивая девица — мадемуазель Дервье, актриса.

И как-то, одним прекрасным утром, банкир всем сердцем возжаждал девицу Дервье. Он заявляется к ней и предлагает сто луидоров за возможность «полюбоваться всеми её прелестями». Актриса наша небогата, а сто луи — это ведь целое состояние! Она соглашается. Месье Пейксотт в восторге — он восхищен шеей, он восхищён грудью, он восхищён животом. Но более всего он восхищён прекрасными ягодицами: он падает перед ними на колени, он кричит «О Венера Каллипига!», тянет к ягодицам руки… и девица возмущённо отталкивает старого сатира.

— Месье! Мы так не договаривались!

— Дитя моё! — отвечает банкир — Я дам вам всё, что вы пожелаете! Только придите ко мне!

М-ль Дервье не говорит ни «да», ни «нет»; тем же вечером она советуется со своим другом — неким молодым дворянином. «Соглашайся!» — убеждает он актрису — «Обещай ему всё, что он захочет; а уж я возьму на себя остальное».

И красотка соглашается. За ещё сто луидоров она позволяет банкиру вернуться — но только никакого секса. Для верности девица прячет в соседней комнате молодого дворянина с другом.

Банкир счастлив. Девица раздевается. Пейксотт достаёт маленькую, красивую, инкрустированную перламутром трубочку и умоляет Венеру Каллипигу вставить её в некое отверстие. Потом он достаёт шесть больших павлиньих перьев и бережно вставляет их в специальные дырочки, специально в вышеупомянутой трубочке проделанные. После чего просит м-ль Дервье побегать по комнате в таком виде на четвереньках. Молодой дворянин и его приятель, увидев актрису, бегающую голой по комнате с павлиньими перьями в заду, вынуждены покинуть свой наблюдательный пост.  Выбравшись на улицу они взрываются громовым хохотом.

Тем временем наша мадемуазель соглашается уступить банкиру свою (несколько сомнительную) девственность за 500 золотых, полновесных луидоров. Но в следующий раз.

Насмеявшись в волю, молодой дворянин возвращается к своей подружке и предлагает план.

Наконец наступает третье свидание. Господин Пейксотт заходит в комнату, кладёт свёрток с монетами на каминную полку. Девица Дервье раздевается. Повторяется ритуал поклонения ягодицам; затем актриса изображает павлина. Счастливый и возбуждённый банкир спускает штаны… и тут дверь с грохотом открывается.

— Полиция! Месье, мы предъявляем вам обвинение в разврате и содомии…

Пейксотт едва жив от страха — за содомию положена смертная казнь. Полицейские (как вы догадались — это был друг м-ль Дервье с компанией и лакеями) приступают к составлению протокола. Кто-то «находит» золото на каминной полке. Что это?

— Это мои деньги, господин инспектор. — лепечет банкир. — Позвольте их забрать…

— Забрать!!!? Это вещественное доказательство.

Банкир оправдывается; вспоминает, что как раз собирался подарить это золото господину инспектору. «Инспектор» смягчается; отчитывает банкира за склонность к «итальянскому пороку».

— Вы должны написать признание, господин Пейксотт.

Оказывается, что господин Пейксотт не умеет писать. Признание записывает «полицейский клерк»; ставят подписи свидетели; банкир подписывается крестом.

— Вы свободны. Можете идти.

Старый сатир превращается в легконогого оленя. Мадемуазель Дервье (уже одевшаяся) с другом и компанией отправляется в ближайшую типографию — благо в Париже их много. Следующим вечером в Опере раздают отпечатанные экземпляры чистосердечного признания господина Пейксотта. Париж смеётся.