Бастилия перед штурмом

БастилияПринято писать, что мрачная громада Бастилии возвышалась над Парижем как символ абсолютизма и тирании. Это не совсем так. В 1789 году Бастилия возвышалась только над городскими стенами и воротами Святого Антония. А со стороны города замок был окружен плотной застройкой. К востоку располагалось предместье Сент-Антуан, с юга к замку примыкал Малый Арсенал. А с севера и северо-запада — расположенные в нескольких десятков метров от крепости — кварталы Парижа. С этой стороны также к Бастилии подходила большая улица Святого Антуана. И некоторые дома на этой улице были достаточно высоки для того, чтобы с их крыш можно было обстреливать верхние площадки крепостных башен. Так что, скорее уж нарядная громада Парижа возвышалась над Бастилией, как над символом упадка «старого режима».

В действительности не была Бастилия и особенно мрачной. К стенам замка -не к самим башням, а к невысокой стене, окружавшей крепость — лепилось множество одно-двух этажных магазинчиков. Естественно, их владельцы платили аренду коменданту крепости, добрейшему господину Делоне. Внутри грозного бастиона, построенного в начале XVIII века, был разбит сад — для прогулок и отдыха упомянутого коменданта и его семьи. Внутри крепости вели тихую, спокойную и необременительную жизнь 82 инвалида. На их попечении было восемь заключенных — четыре мошенника, сумасшедший, лунатик, один сексуальный маньяк (спал со своей сестрой) и маркиз де Сад. Читать дальше

Как был осмеян и обобран банкир Пейксотт

Как был осмеян и обобран банкир ПейксоттКак был осмеян и обобран банкир Пейксотт? Очень просто: при помощи голой девицы с шестью павлиньими перьями в заду.

Но давайте по порядку: во Франции, в Париже, где-то эдак годах в 1770-х жил-был богатый и немолодой банкир по фамилии Пейксотт. Там же и в то же время жила молодая и очень красивая девица — мадемуазель Дервье, актриса.

И как-то, одним прекрасным утром, банкир всем сердцем возжаждал девицу Дервье. Он заявляется к ней и предлагает сто луидоров за возможность «полюбоваться всеми её прелестями». Актриса наша небогата, а сто луи — это ведь целое состояние! Она соглашается. Месье Пейксотт в восторге — он восхищен шеей, он восхищён грудью, он восхищён животом. Но более всего он восхищён прекрасными ягодицами: он падает перед ними на колени, он кричит «О Венера Каллипига!», тянет к ягодицам руки… и девица возмущённо отталкивает старого сатира.

— Месье! Мы так не договаривались!

— Дитя моё! — отвечает банкир — Я дам вам всё, что вы пожелаете! Только придите ко мне!

М-ль Дервье не говорит ни «да», ни «нет»; тем же вечером она советуется со своим другом — неким молодым дворянином. «Соглашайся!» — убеждает он актрису — «Обещай ему всё, что он захочет; а уж я возьму на себя остальное».

И красотка соглашается. За ещё сто луидоров она позволяет банкиру вернуться — но только никакого секса. Для верности девица прячет в соседней комнате молодого дворянина с другом.

Банкир счастлив. Девица раздевается. Пейксотт достаёт маленькую, красивую, инкрустированную перламутром трубочку и умоляет Венеру Каллипигу вставить её в некое отверстие. Потом он достаёт шесть больших павлиньих перьев и бережно вставляет их в специальные дырочки, специально в вышеупомянутой трубочке проделанные. После чего просит м-ль Дервье побегать по комнате в таком виде на четвереньках. Молодой дворянин и его приятель, увидев актрису, бегающую голой по комнате с павлиньими перьями в заду, вынуждены покинуть свой наблюдательный пост.  Выбравшись на улицу они взрываются громовым хохотом.

Тем временем наша мадемуазель соглашается уступить банкиру свою (несколько сомнительную) девственность за 500 золотых, полновесных луидоров. Но в следующий раз.

Насмеявшись в волю, молодой дворянин возвращается к своей подружке и предлагает план.

Наконец наступает третье свидание. Господин Пейксотт заходит в комнату, кладёт свёрток с монетами на каминную полку. Девица Дервье раздевается. Повторяется ритуал поклонения ягодицам; затем актриса изображает павлина. Счастливый и возбуждённый банкир спускает штаны… и тут дверь с грохотом открывается.

— Полиция! Месье, мы предъявляем вам обвинение в разврате и содомии…

Пейксотт едва жив от страха — за содомию положена смертная казнь. Полицейские (как вы догадались — это был друг м-ль Дервье с компанией и лакеями) приступают к составлению протокола. Кто-то «находит» золото на каминной полке. Что это?

— Это мои деньги, господин инспектор. — лепечет банкир. — Позвольте их забрать…

— Забрать!!!? Это вещественное доказательство.

Банкир оправдывается; вспоминает, что как раз собирался подарить это золото господину инспектору. «Инспектор» смягчается; отчитывает банкира за склонность к «итальянскому пороку».

— Вы должны написать признание, господин Пейксотт.

Оказывается, что господин Пейксотт не умеет писать. Признание записывает «полицейский клерк»; ставят подписи свидетели; банкир подписывается крестом.

— Вы свободны. Можете идти.

Старый сатир превращается в легконогого оленя. Мадемуазель Дервье (уже одевшаяся) с другом и компанией отправляется в ближайшую типографию — благо в Париже их много. Следующим вечером в Опере раздают отпечатанные экземпляры чистосердечного признания господина Пейксотта. Париж смеётся.

Девица О’Мёрфи

Девица О’МёрфиСвоей известностью девица О’Мёрфи обязана трём людям: Франсуа Буше её нарисовал, Казанова о ней написал, а Людовик XV сделал её своей любовницей (хотя не исключено, что любовницей короля её сделала фаворитка короля, мадам Помпадур; а участие Людовика XV в её судьбе ограничилось несложными постельными физическими упражнениями).

В общем жизнь Мари-Луизы О’Мёрфи напоминает какой-нибудь плутовской роман (последние книги «Жиль Бласа из Сантильяны» вышли за десять лет до её рождения, а Вольтеровский «Кандид» — через десять лет после). Последуем и мы достойному примеру классиков и начнём наше повествование о будущей звезде «Оленьего Парка» с её родителей.

Семья О’Мёрфи заложила прочное основание для будущего преуспеяния своей дочери. По слухам произошло это почтенное семейство из ирландских беглых якобитов, хотя и её отец, и её дед подписывались просто «Морфи». Отца звали Даниэлем, а мать — Маргаритой Ики. И отец её, и мать обладали немалыми (и оценёнными по достоинству) талантами: отец был посажен в Бастилию за кражу дипломатических документов у своего патрона, а мать — числилась среди поступивших в Сальпетриер (специальное заведение для проституток) в результате жалобы некоей дамы и её развратного племянника на совершенную двумя девицами лёгкого поведения кражу. Можно так же отметить, что маман Мари-Луизы была известна в определённых кругах под прозванием «Англичанка». Достойный пример трудолюбивых родителей не пропал втуне для их многочисленного потомства (пять дочерей и два сына): в докладе полицейского инспектора, надзирающего за проститутками, сёстрам О’Мёрфи посвящено три страницы.

К этому времени нашей героине, Мари-Луизе, было уже почти шестнадцать лет. Она родилась 21 октября 1737 года и была самым младшим ребёнком в семействе Морфи. Читать дальше

Утешение Людовика XIV

Утешение Людовика XIVЛюдовику XIV перед смертью повезло с утешителем. Как известно, 76-летний Король-Солнце умирал долго, мучительно и нехотя. И для поддержки духа велел привести пред своё сиятельное обличье некоего 114-летнего дедушку. «Как ты себя чувствуешь, старик, — в таком-то возрасте?» — спросил король. «Неплохо, Ваше Величество!» — ответил добрый дедушка — «Но в вашем возрасте я чувствовал себя намного лучше, чем вы…»

Утопленник или Альтернативная реклама. Ипполит Байяр, 1840 год.

Утопленник или Альтернативная реклама

Это изображение сделал известный французский фотограф и изобретатель одного из методов фотографии Ипполит Байяр. Называется она — «Утопленник». Датировано оно 18 октября 1840 года.

Фотография — судя по всему — должна была исполнить роль открытки, адресованной французскому правительству. На обратной стороне карточки было написано следующей послание:

«Мертвое тело, которое вы видите на обороте, принадлежит господину Байяру, изобретателю метода, чудесные результаты котoporo вы только что видели или сейчас увидите. Насколько мне известно, этот искусный И неутомимый исследователь посвятил усовершенствованию cвoero изобретения почти три года.
Академия, король и все те, кто видел eгo рисунки, которые он сам находил несовepшенными, восхищались ими, как восхищаетесь сейчас вы. Это прославило ero, но не принесло ему ни гроша. Правительство, щедро наградившее г. Даrера, заявило, что не может ничем помочь г. Байару, и несчастный утопился.
О непостоянство человеческой
природы!
Художники, ученые, газеты так долго уделяли ему внимание, а сегодня, когда он уже несколько дней выставлен в морге, никто eгo еще не узнал и им не поинтересовался.
Господа и дамы, перейдем к другим темам, дабы не пострадало ваше обоняние, ибо голова и руки этоrо господина, как вы можете заметить, начинают разлагаться».

Разумеется, что изобретатель одного из первых методов фотографии при съёмках не пострадал. Он благополучно дожил до 1887 года и скончался в возрасте 86 лет. Следы разложения на руках и лице — это летний загар, а трагическое письмо — всего лишь попытка выбить немножко денег из правительства. Причём безуспешная.

А фотоснимок хранится во Французском фотографическом обществе и считается классическим образцом фотографического автопортрета. Хоть и несколько странным.