Дуэль между княжной Паулиной Меттерних и графиней Кильмансегг

Дуэль между Паулиной Меттерних и графиней КильмансеггЧто вам представляется при слове «дуэль»? Гусары? Строгие джентльмены в цилиндрах? Что ж… действительность может превзойти любые фантазии. Что скажете о дуэли между княжной Полиной Меттерних и графиней Кильмансегг?

В 1892 году в Вене должна была пройти Музыкальная и Театральная Выставка. 56-ти летняя княжна Паулина Меттерних (урождённая Шандор де Славница, внучка того самого Меттерниха, жена сына того самого Меттерниха и светская львица) была почётным президентом этой выставки. А 32-летняя Анастасия Кильмансегг (урождённая Лебедева, жена графа Эриха фон Кильмансегг, штатгальтера Нижней Австрии) была председателем Женского Комитета той же выставки. И у дам возникли некоторые разногласия по поводу декораций — что-то связанное с цветами. После короткой словесной перепалки леди согласились урегулировать конфликт при помощи дуэли.

Дуэль состоялась в 10-х числах августа 1892 года, в Вадуце (столице княжества Лихтенштейн). Секундантками были графиня Кински и княжна Шварценберг-Лихтенштейн. Врачом и распорядителем дуэли выступала баронесса Любинская (бывшая, кстати, дипломированным доктором), специально ради этого вызванная из Варшавы.

Именно баронессе Любинской принадлежала идея драться топлесс — она мотивировала это тем, что ткань, попавшая в рану, может занести в организм инфекцию. Надо заметить, что баронесса была не только одной из немногих в те времена женщин, получивших диплом врача, но и сторонницей далеко не общепринятых на тот момент идей доктора Листера, основоположника хирургической антисептики.

Дуэль началась двумя безрезультатными схватками; в третьей же схватке яростный выпад княжны Меттерних достиг носа графини Кильмансегг. Княжна, увидев кровь, выронила шпагу и бросилась на помощь графине, но та — по видимому неверно оценив ситуацию — ударила княжну шпагой в руку. Княжна вскрикнула; услышав крик к месту дуэли бросились кучера и лакеи, ожидавшие в некотором отдалении (ожидавшие, повернувшись спиной к происходящему — ведь дамы были топлесс). Увидев двух полуобнаженных леди, мужчины несколько… остолбенели; были названы похотливыми тварями; и — через миг — отступили под градом ударов, нанесённых зонтиком баронессы Любинской.

Она же (баронесса Любинская) оказала пострадавшим необходимую медицинскую помощь — благо оба ранения оказались лёгкими. Придя в себя, дуэлянтки обнялись и помирились; победительницей была признана княжна Меттерних; а цветочные украшения Венской Театральной и Музыкальной Выставки (которые в итоге были разработаны дамами совместно и в добром согласии) удались на славу и получили полнейшее одобрение зрителей.

Если же вас интересует, кто есть кто на картинке, то знайте: княжна Меттерних — брюнетка, графиня Кильмансегг — блондинка, а баронесса Любинская — в чёрном платье.

Как король спас собаку и был загрызен обезьяной

Как король спас собаку и был загрызен обезьянойКороль — опасная профессия. Немалое количество королевских особ было обезглавлено. Многих — зарезали, многих — отравили, кого-то — задушили. Эдуарда II умертвили при помощи раскалённой кочерги, засунутой в зад, а Александра Греческого (не путать с Александром Великим, который Македонский) — загрызли обезьяны.

На самом деле, его смерть была скорее героической, чем нелепой. 2 октября 1920 года он прогуливался со своей собакой (немецкой овчаркой Фрицем) по парку летнего королевского дворца Татой, в Афинах. И, вдруг, на его любимца напала макака-магот, принадлежащая управляющему королевскими виноградниками. Король был не робкого десятка и бросился на помощь своей овчарке. Но тут подоспела ещё одна макака- и во время образовавшейся свалки он был укушен в руку и в бок.

Вскоре подоспели дворцовые слуги; король и его собака были спасены от злобных обезьян. Обоим промыли и перевязали раны; но, увы, — никто не подумал о дезинфекции. У Александра началась гангрена и заражение крови; врачи не решились провести ампутацию руки; и 25 октября 1920 года король Греции скончался.

Овчарка Фриц выздоровела.

Превышение скорости, варшавские лихачи и император Франц Иосиф

Превышение скорости, варшавские лихачи и император Франц ИосифМы склонны представлять «старые добрые времена» спокойными и безопасными. Чистый воздух, тишина, неторопливые лошадки чинно развозят в каретах по балам и концертам воспитанных дам и не менее воспитанных господ, каковые дружелюбно раскланиваются с вальяжными пешеходами…

На самом деле всё было не так. В более-менее крупных городах не исчезали пробки и заторы — мало-мальски эффективные правила дорожного движения появились только в начале XX века. Пешеходы пытались на свой страх и риск проскакивать между конками, повозками, омнибусами и каретами. Улицы (дай Бог, чтоб мощёные) были покрыты не просыхающими озерами конской мочи и навоза с соответствующим запахом. Содержимое этих луж разбрызгивалось во все стороны проезжающим гужевым транспортом. И, разумеется, единственным ограничением скорости были физические возможности лошадей. На дорогах царили лихачи.

Особенно славились лихачи варшавские. И лихачи это были, большей частью, профессиональные. Основным средством транспорта в столице Царства Польского были дрожки — легкие одно- или двуконные четырехколесные повозки. Управляли ими извозчики — и управляли с шиком: обвешанная бубенцами сбруя, щёлканье кнута и максимально быстрый аллюр. У богатой шляхты дрожки состояли в частной собственности, а кучера — находясь под защитой и покровительством своих хозяев — изо всех сил старались превзойти извозчиков шиком, наглостью и скоростью передвижения.

В конце XIX века самой скандальной известностью пользовался экипаж графа Густава (или Гучо) Потоцкого. Граф был большим любителем скачек, бездельником и пьяницей, а его двуконные дрожки носили регистрационный номер «1»; управлял же ими необычайно толстый, наглый и громогласный кучер. В приятелях у графа был некий Франц Фишер: внук наполеоновского генерала, доморощенный философ, остряк и звезда варшавской богемы. И в один прекрасный день у двух слегка эксцентричных джентльменов родилась весьма патриотическая мысль.

Мысль заключалась в том, что надо бы съездить в Вену и показать австрияцким фиакрам, как надо ездить. Недолго думая друзья отправились на вокзал, раздобыли грузовую платформу, загрузили на неё дрожки вместе с кучером и шампанским и прицепили к поезду, направляющемуся в Вену. Сами они ехали в вагоне-ресторане.

И вот в одно прекрасное утро благодушные венцы были научены, шокированы и унижены. Среди неторопливо катящихся по аллеям Пратера фиакров появилось нечто на колёсах, влекомое несущимися галопом лошадьми. Адская скачка сопровождалась звуковыми эффектами, состоявшими из щелканья кнута, посвиста, гиканья и ругани варшавского кучера. На пассажирских местах, небрежно развалившись, восседали два джентльмена и делали вид, что просто прогуливаются.

Выходка произвела ожидаемый эффект. О инциденте доложили даже императору Францу Иосифу. Престарелый монарх, правда, отреагировал довольно сдержанно: «А что тут такого? Поляки всегда славились лихой кавалерией…»

Родерик Маклин пытается убить королеву Викторию

Родерик Маклин пытается убить королеву Викторию2 марта 1882 года сумасшедший бродяга Родерик Маклин попытался застрелить 63-летнюю королеву Викторию из револьвера. Маклин поджидал королеву на железнодорожной станции Виндзор, возле выхода. Когда Виктория вышла из вагона, он выстрелил, но промахнулся, после чего сразу же был схвачен. Суд объявил Маклина невиновным по поводу невменяемости (правда рекомендовал — «ради удовлетворения королевы» — содержать его под стражей) — тот утверждал, что Бог (в личной беседе) заверил его, что после смерти Виктории Маклин займёт британский престол.

Артур О’Коннор совершает покушение на королеву Викторию

Артур О'Коннор совершает покушение на королеву Викторию29 февраля 1872 года, когда королева возвращалась с прогулки, её остановил молодой человек, направил на неё пистолет и попытался выстрелить. Его обезвредил личный слуга Виктории, шотландец Джон Браун. Неудачливым террористом оказался 17-летний ирландский националист Артур О’Коннор: он решил «…присоединиться к пантеону великих ирландских героев» и «…восстановить честь семьи О’Коннор…», вырвав её из «мрака забвения». Суд приговорил его к порке и году каторги, но после медицинского обследования О’Коннор был отправлен в лечебницу для душевнобольных с диагнозом «идиот».