Романтизм, дубы и «Одинокое дерево» Каспара Давида Фридриха

«Одинокое дерево», Каспар Давид Фридрих, 1822

В первой половине XIX века в Европе в моде был романтизм. Людям были нужны: поза, мрачные тайны, ужасные трагедии, роковые события, терзающие душу страсти. Байрон, икона романтизма, в тридцатиградусную жару надевал два пальто и гулял в них быстрым шагом, добавляя к этому диету из хереса и нескольких сухариков в день — он осознавал, что толстенький, румяный и цветущий романтический поэт никому не нужен. Молодые люди обоих полов для бледности пили уксус и лежа в темноте, мечтали о туберкулезе — очень романтичная болезнь: худоба, бледность, надрывный кашель, пятна крови на «незаметно» спрятанном платке и роковая обреченность.

Романтизм вызывал интерес к истории — только в прошлом можно найти такое многообразие страстей и трагедий. Каждому ведь известно, что в прошлом и люди, и страсти, и трагедии были не чета нынешним, скучным, мещанским и серым. Мало того, романтизированная история была очень на руку нарождающимся и развивающимся национальным движениям. Смесь героизма, анекдота, триллера и драмы очень увлекательна и мотивирует молодежь.

Интерес к прошлому повлек за собой и интерес к фольклору. В сказке история (да и все остальное) выглядит намного привлекательнее, чем в действительности — Голливуд не даст соврать.

Художники, конечно, не остались от романтизма в стороне. На холстах пышным цветом расцвели оргии, пожары, сражения, убийства, катастрофы и моральные коллизии. Даже пейзажисты изобрели романтический пейзаж. Основными его компонентами были: дикая, не тронутая человеком, природа; одинокие деревья; одинокие путники; мрачные горы, скалы и ущелья; лунный свет; руины; экзотика (желательно восточная). Они могли встречаться в романтическом пейзаже как вместе, так и по отдельности; но хоть один из этих компонентов должен был присутствовать на картине обязательно.

В Германии романтизм расцвел пышным цветом. Богатый фольклор, разнообразные ландшафты, развитая традиция в области литературы и живописи, подъем патриотизма после наполеоновских войн, мощное движение за объединение и национальное возрождение — все это создало благодатнейшую почву для модного течения.

Автопортрет Каспара Давида Фридриха в 36 лет, нарисованный в 1810 году

Автопортрет Каспара Давида Фридриха в 36 лет, нарисованный в 1810 году, приблизительно в то же время, в которое он делал зарисовки для «Одинокого дерева». Всмотритесь в эти романтичные и страстные глазки.

Каспар Давид Фридрих (Фридрих — это фамилия) был одним из самых известных немецких романтических художников (годы жизни — 1774-1840). Его биография не была особенно интересной, он компенсировал недостаток переживаний общением (дружил с Тиком и Новалисом) и фантазиями. Настоящий романтик может проявлять разрушительные страсти даже на голом месте. Или, по крайней мере, изображать их на автопортретах.

Фридрих был пейзажистом. А пейзаж в Германии того времени имел символическое значение. Всё началось с одной фразы из «Германии» Тацита: «Хотя страна [Германия] и различна до некоторой степени по своему виду, но в общем она представляет собой или страшный лес, или отвратительное болото». Из неё выросла целая философия. Во-первых, появился исконно германский пейзаж — дикий, страшный лес (совсем, как в сказках, собранных братьями Гримм). Во-вторых появилось исконно германское дерево (леса же должны из чего-то состоять, верно) — дуб. В-третьих, была установлена взаимосвязь между суровым и мрачным лесом, могучим дубом и немецким национальным характером. Что привело к тому, что восторженные и патриотичные немецкие пейзажисты начали изображать немецкие чувства и немецкий характер в виде пейзажей.

Но возникли две проблемы. Первая: лесов в Германии к тому времени оставалось не так уж много. Их просто вырубали. Дерево нужно было для отопления, для приготовления пищи (хлеб, копчения) и спиртного (варка пива, перегонка водок), для выпаривания соли, для изготовления удобрений, для строительства, для промышленности (и в виде материала, и в виде энергоносителя)… в общем в начале XIX века количество вырубаемого леса превышало в несколько раз то количество, которое вырубается сейчас. Какие у художников были варианты? Ехать на зарисовки в дичь и глушь (обычно, горную) или рисовать одинокие деревья (к тому времени уже начали возникать лесные питомники, но сосны и ели высаженные ровными рядами выглядели слегка неромантично).

Вторая же проблема… впрочем, для художников она проблемой даже не была. Но художник видел первозданный древний дуб (да-да, Арминий прятался от римлян под его корнями, Генрих Птицелов ловил пичуг в его кроне, а Лютер под его сенью швырялся желудями в дьявола… ладно, поймали, это была чернильница в келье), а дубу на самом деле было лет триста; художник видел дикое дерево с искореженным бурями стволом и ветвями, а на самом деле этот дуб был посажен прапрапрадедушкой крестьянина из близлежащей деревни в честь свадьбы посреди пастбища (и изгибы ствола и ветвей вызваны совсем не бурями, а объедающими молодую листву и побеги козами, овцами и коровами). С лесами было то же самое — подавляющее большинство немецких лесов появились исключительно благодаря человеку — и их облик нес на себе неизгладимую печать человеческой деятельности. Таким образом несчастные художники рисовали вовсе не артефакты девственной природы, а самые что ни на есть гомогенные ландшафты. Такой вот конфуз.

Но, как бы там ни было, Фридрих верил в то, что рисовал. В данном случае он изобразил классический сюжет — одинокий, могучий дуб посреди пастбища. Зрители, конечно, воспринимали его, как остаток какого-то древнего леса, но мы-то уже знаем, что это вполне рукотворный дуб, посаженный согласно закону какого-то немецкого правителя, а то и просто из корыстных побуждений — для прокормления свиней. Но некоторая недостоверность его картин полностью компенсируется тем, что пейзажи, на них изображенные не существуют в природе, а художником попросту выдуманы. Этот пейзаж (написанный в 1822 году) состоит из дубов, зарисованного около Нойбранденбурга в Померании в 1809 и Рудных Гор и Крконошей, зарисованных во время прогулок по дальним окрестностям Дрездена и по богемской границе в 1810 году.

И немного внимания деталям (как обычно, кликнув по картинке вы перейдете к изображению высокого разрешения). Сразу за дубом — для масштаба — пастух с овцами. По дальнему пруду плавают утки. Белые. А ещё на картине повсюду жгут дерево. Дымят трубы в двух деревушках, дымят трубы в городке (сразу справа за дубом можно увидеть силуэт собора), на склонах гор дымят костры углежогов.