«Плот Медузы», Теодор Жерико, 1818 — 1819

"Плот Медузы", Теодор Жерико, 1818 - 1819

«Плот Медузы», Теодор Жерико, 1818 — 1819

2 июля 1816 года произошло одно из самых известных кораблекрушений в истории французского флота. В августе 1819 года на Салоне была представлена одна из самых известных картин в истории французской живописи. Картина была посвящена крушению фрегата «Медуза» и ужасной истории, произошедшей с потерпевшими это кораблекрушение.

17 июня 1816 года из порта Рошфор вышел конвой, состоящий из транспорта «Луара», брига «Аргус», корвета «Эхо» и фрегата «Медуза». Конвой направлялся в Сенегал, в Сен-Луи. «На борту» конвоя находились: отряд французских солдат, группа колонистов, несколько ученых и новоназначенный губернатор Сенегала Жюльен Шмальц с женой и дочерью. Французы должны были принять от англичан управление Сенегалом.

Флагманом конвоя был как раз фрегат «Медуза». На его борту находилось 232 пассажира (включая губернатора Шмальца с семьей) и 160 человек команды. Командовал фрегатом 53-летний капитан Юг Дюруа де Шомаре (в современном русском — бессмысленном и беспощадном — гуглопереводе он именуется Гуго Дюрой де Шомарей). Теоретически он должен был бы быть опытным и компетентным капитаном; но загвоздка была в том, что пост капитана фрегата он получил в рамках политики раздачи должностей бывшим эмигрантам, которую проводили восстановленные на французском троне Бурбоны. И, хоть он и начал свою службу на флоте ещё в 1780-х годах, последние 25 лет своей жизни он провел почти исключительно (он выходил в море только ради участия в высадке на Кибероне — и то пассажиром) на берегу, в Англии.

Фрегат

Фрегат «Медуза». Гравюра из книги Совиньи и Коррейяра «Крушение фрегата Медуза», 1817.

После прибытия на Мадейру (27 июня) губернатор Шмальц выразил желание прибыть в Сенегал как можно быстрее. Это пожелание стало первым звеном в цепочке глупых и некомпетентных решений, которые в итоге привели к катастрофе. Дюруа де Шомаре решил срезать, спрямить путь — отклоняясь при этом на 160 километров от намеченного маршрута. И новый курс «Медузы» направил фрегат вдоль мавританского побережья, изобиловавшего мелями и рифами. При этом «Медуза» оторвалась от остальных судов конвоя — чем нарушила все мыслимые инструкции и приказы. Дальше было ещё хуже: капитан обнаружил, что его познаний в навигации просто не хватает для прокладки нового курса — и попросил одного из ученых, находившихся на борту  (философа Ришфора) помочь ему в управлении кораблем. Считают, что несчастный философ (знавший, конечно, географию, но имеющий весьма слабое понятие о навигации) принял группу облаков на горизонте за мыс Кабо-Бланко и… дело довершил Дюруа де Шомаре, проигнорировав буруны и замеры глубины.

2 июля 1816 года «Медуза» наскочила на мель приблизительно в 50 километрах от берега. Попытки снять корабль с мели были безуспешны. И 5 июля капитан принял решение плыть к африканскому берегу на шлюпках — чтобы обойти рифы и достигнуть земли, жертвам кораблекрушения надо было проплыть почти 95 километров. Проблема была в том, что шлюпок было всего шесть и в них помещалось только 233 человека из 392. Остальных решено было погрузить на сколоченный из частей фрегата плот — 20 метров в длину и 7 метров в ширину. 149 (по другим данным — 146) человек (в основном матросы, солдаты и пассажиры победнее — включая одну женщину, маркитантку) должны были плыть на плоту; губернатор с семьей, ученые, офицеры (включая капитана Дюруа де Шомаре), чиновники и колонисты побогаче — разместились в шлюпках; правда, несколько человек (в том числе офицеров) перешли на плот добровольно. Еще несколько человек решило остаться на «Медузе» (по разным данным от 10 до 17, 4 сентября спасли троих из них).

Несмотря на то, что плот даже получил собственное имя («Ля Машин») — он был не очень впечатляющим сооружением. «Палуба» сооружения большей частью находилась под водой. Рулей и средств навигации на плоту не было. Припасы ограничивались двумя бочками (с пресной водой и вином) и мешком галет.

Плот с

Плот с «Медузы», зарисованный с натуры одним из членов команды брига «Аргус».

По плану, шлюпки должны были буксировать плот до берега. Но буксирные концы вскоре полопались — хотя кое-кто утверждает, что что они попросту были обрублены командами шлюпок и что первым обрезал канат губернатор Шмальц. Несколько шлюпок достигли пустынного африканского берега — их пассажиры направились через пустыню на юг и были спасены через две недели караваном, который возглавлял переодетый в мавра французский офицер; несколько человек погибло во время марша через пустыню. Еще несколько шлюпок продолжили путешествие морем и добрались до Сенегала (или были подобраны другими кораблями конвоя) — на них, среди прочих, находились Дюруа де Шомаре и Шмальц. Их путешествие длилось не более четырех дней.

Плот был оставлен на произвол судьбы. Сухари были съедены в первый же день (200-300 граммов на человека). На плоту начались драки за доступ к воде. В первую же ночь было убито 20 человек. Затем поднялся шторм. В относительной безопасности была только центральная часть плота. В результате, во второй день несколько десятков человек было убито во время попыток занять безопасное место в середине конструкции или смыто за борт волнами. Несколько человек сошли с ума. Кое-кто пил морскую воду — и умирал. На четвертый день в живых осталось 67 человек из почти полутораста. И они начали есть друг друга. На восьмой день плавания  пятнадцать человек, сохранивших силы и здоровье, решили столкнуть больных и слабых в море. 17 июля, через 12 дней кошмарной одиссеи, оставшиеся в живых 15 человек были подобраны бригом «Аргус». Пятеро из них умерли в течение ближайших нескольких дней. Из почти 150 человек в живых осталось десять.

Сначала правительство пыталось скрыть эту историю. Но Анри Совиньи, судовой врач, публикует эту историю 13 сентября 1816 года в оппозиционной «Журналь де деба» — он поплатился за это своей должностью. Дело приобретает политическую окраску: Дюруа де Шомаре, бывший эммигрант, некомпетентный офицер — быстро становиться олицетворением отсталого, коррумпированного и неэффективного режима Реставрации. В следующем году Совиньи и ученый-географ Александр Коррейяр (один из пятнадцати, выживших на плоту) опубликовали книгу «Крушение фрегата Медуза». До 1821 года она выдержала пять изданий; кроме того её перевели на английский, голландский, немецкий и итальянский языки.

«Офицер конных егерей Императорской гвардии, идущий в атаку», Теодор Жерико, 1812.

Юга Дюруа де Шомаре судили. Несмотря на то, что выдвинутые обвинения вполне «тянули» на смертную казнь, бывший эмигрант отделался отставкой и трехлетним тюремным заключением, что подлило масла в и без того жаркий огонь политических дебатов.

Теодор Жерико, талантливый художник 28 лет (его картина «Офицер конных егерей императорской гвардии, идущий в атаку» получила золотую медаль на салоне 1812 года) не очень интересовался политикой. Он был богатым наследником (его отец — богатый плантатор и торговец табаком, а мать — аристократка), англоманом, денди и заядлым лошадником. Кроме того, он был довольно эксцентричной персоной и обладал взрывным темпераментом — что неизбежно привело его в лагерь сторонников романтизма и новой, романтической живописи.

Романтизм проявлял особенный интерес ко всему трагическому, мрачному и отталкивающему. Иконографически-романтичный Байрон со своим винным кубком из черепа и греческой эскападой, пожалуй, даже вытеснил из массового сознания Байроново же потрясающее чувство юмора. В отличие от реального Байрона — острослова, жизнелюба и сибарита, Жерико успешно воплощал трагически-романтический образ в жизнь. Взрослую жизнь он начал с романа с женой своего дяди, что во Франции того времени могло повлечь за собой уголовное преследование. Роман закончился ребёнком (которого воспитывали родители молодого Теодора) и большим скандалом, после какового Жерико (как утверждали сплетни)… поклялся не прикасаться больше к женщинам и стал гомосексуалистом. Ему, похоже, новая ориентация, не особо нравилась — он впал в депрессию и начал проявлять самоубийственную склонность к риску. Кроме того, он решил вместо карьеры торговца табаком выбрать карьеру художника. В учителя себе он выбрал Ораса Верне — их объединяла любовь к лошадям. Правда, Жерико считал своих лошадей намного лучше лошадей Верне: «Одна моя лошадь съест семь его лошадей». Кроме лошадей он увлекался рисованием сумасшедших и трупов. Странный художник был постоянным посетителем «скорбных домов» и моргов. Мало того, он выносил из покойницких головы, руки, ноги и приносил их к себе в мастерскую — для этюдов.

Конечно, Жерико не мог пройти мимо такого сюжета, как плот с «Медузы». Трагедия, каннибализм, множество трупов… Он подошел к делу крайне серьезно: кроме подготовки множества набросков и этюдов, он лично общался выжившими после крушения, тщательно выяснял все детали. Разумеется, выставленная картина произвела фурор. Во-первых, все сразу же обнаружили в ней политический подтекст (которого художник, правда, туда не вкладывал) — историк Жюль Мишле заявил, что «на борту «Медузы» мы видим срез всего нашего общества». Во-вторых у многих картина вызвала отвращение — из-за чересчур натуралистичных деталей.  В-третьих, у многих картина вызвала восторг. Своей революционностью.

«Двое казненных» — образец любимых Жерико этюдов из морга.

И она действительно была для того времени революционна. Взятый из реальной жизни сюжет, да ещё и не приукрашенный высокими идеалами и не освещенный отблеском славы (как, например, батальная живопись). Отказ от приукрашивания, идеализации изображенного — натурализм, кровь, гниющие трупы, кости с ошметками мяса… это все шокировало. И эмоции, чрезмерные, бьющие через край, далекие от правильности и приглаженности «классической» живописи. «Ужасное в искусстве — такой же дар, как и грация» — записал у себя в дневнике ещё один великий художник (и друг Жерико), Делакруа.

Кстати, о Делакруа и любопытных деталях: видите в левом нижнем углу картины двух мертвецов? Нас интересует самый крайний слева, черноволосый, с ухоженной бородой — виден только его торс. Это Делакруа — он позировал другу для «Плота Медузы». Есть на картине и ещё один друг Жерико. Очень близкий друг. Настолько близкий, что изображен на картине трижды. Это, вероятно, его любовник Луи Бро, гаитянский негр, солдат. В реальности на плоту с «Медузы» был лишь один негр; но Жерико любил рисовать своего сожителя и изобразил его в трех ракурсах: со спины (негр, взобравшийся на бочку и машущий кораблю, появившемуся на горизонте, красной тряпкой), в три четверти (третий от мачты в группе стоящих рядом с ней мужчин) и в профиль (сидит под мачтой в центре картины).

Картина получила на выставке золотую медаль и в 1824 году была куплена Лувром. Сейчас она считается одним из важнейших этапов развития живописи.

Жерико умер 26 января 1826 года от костного туберкулёза. Считали, что болезнь стала следствием его падения с лошади во время одной из самоубийственных скачек с препятствиями, которые любил устраивать художник.