Революция: первая кровь

Бостонское чаепитие возмутило Англию. По словам лорда Норта, речь уже шла не о политике, не о законах, а лишь о том «…имеем мы какую-либо власть над этими территориями или нет». Генералу Томасу Гейджу (как раз отплывавшему в Америку для того, чтобы занять пост военного губернатора Массачусетса) король лично рекомендовал использовать силу для того, чтобы привести колонию к должной покорности. «Они будут львами, пока мы будем ягнятами, — ответил Гейдж – но если мы проявим решительность, они станут намного более покладистыми». Противоречия превращались в противостояние.

Примечание: в этой части, чтобы читатель не путался в персонажах и их политической принадлежности, я буду выделять фамилии и названия военных частей сторонников независимости жирным курсивом, а англичан и их сторонников («лоялистов») – просто жирным шрифтом.

Репрессивные законы

Британия могла вынести политические противоречия – она рождалась и развивалась среди таковых. Англичане могли проглотить агрессивные, и даже оскорбительные памфлеты – они и сами находили удовольствие в подобном обмене мнениями. Но посягательство на частную собственность – это уже было слишком. Выбросить в море чая на 10 000 фунтов! И от слов Британия перешла к делу. Началось все – как у островитян было в обычае – на поприще юридическом. Парламент утвердил предложенный правительством «Бостонский портовый акт» (31 марта 1774 года). Он был первым из тех законов, которые англичане называли «Принудительными Законами», а американцы – «Невыносимыми Законами» или «Репрессивными Законами».

Так бостонцы видели себя после принятия "Портового акта": якобы с наступлением блокады порта им оставалось питаться только рыбой из гавани.

Так бостонцы видели себя после принятия «Портового акта»: якобы с наступлением блокады порта им оставалось питаться только рыбой из гавани.

Вышеупомянутый «Бостонский портовый акт» закрывал Бостон для морской торговли (исключая каботажные суда, доставлявшие в город провизию и топливо) до тех пор, пока город не компенсирует убытки Ост-Индской компании – и пока король не откроет Бостон для торговли вновь особым постановлением.

Затем последовали «Закон об управлении Массачусетсом» и «Закон о беспристрастном отправлении правосудия». Эти два закона серьёзно подрывали самоуправление территорий. Совет и большинство гражданских служащих, которые ранее избирались колонистами, отныне назначались губернатором (а губернатора назначало британское правительство). Присяжные тоже больше не избирались, а назначались шерифами. Города и поселения не могли организовывать совместные собрания без королевского разрешения. А английские чиновники, обвиненные в тяжелых преступлениях, теперь могли быть отправлены для суда в Британию или в другую колонию – и, соответственно, избежать обвинительного приговора за преступления и злоупотребления совершенные в Америке.

И, наконец, был принят новый «Квартирьерский Акт».  Ранее (в 1765) закон обязывал гражданские власти колоний предоставлять британским войскам снабжение и обеспечить им казармы (от чего они, как мы видели в предыдущей части, успешно отлынивали). Теперь же решение о размещении войск мог принимать губернатор самостоятельно, без согласия советов и собраний – в том числе в общественных и пустующих зданиях (пропаганда «патриотов», кстати, частенько забывала упомянуть, что право постоя не распространяется на жилые здания).

Масла в огонь подлил и «Квебекский Акт» — он не был связан с «чаепитием» и не был направлен против тринадцати колоний, но он расширял границы канадского Квебека за счет Виргинии, Коннектикута и Массачусетса.

Таков был ответ Британии. Разумеется, ознакомившись с этими Актами, американцы уверились, что «британское правительство — король, лорды и общины — составили систематический план порабощения Америки и что теперь они последовательно исполняют его» (Сэмюель Сибери).Американцы не ожидали от метрополии столь бурной реакции. Вероятно, они просто переоценили терпеливость британцев. Колонисты прекрасно понимали, что подняли руку на святое: «могавки», выбрасывавшие чай за борт не стремились афишировать свое участие в этом действе. Имена «индейцев» не были известны до 1847 года – в этом году, в почтенном возрасте 93 лет, один из «могавков» сознался в своей причастности к этому знаменательному событию. Но, тем не менее, американцы надеялись, что спор решится в обычном и привычном порядке, путем переговоров. Сразу после «чаепития» колонисты отправили британскому правительству петицию с просьбой  снять с должности губернатора Хатчинсона и его заместителя Оливера. Петицию вручал Бенджамин Франклин. И она была отвергнута. Более того, отвергнута резко: отвечая на петицию, юридический советник английского правительства Уэддербёрн (известный среди прочего своей несдержанностью в выражениях) попросту начал оскорблять Франклина. Тот пропустил оскорбления мимо ушей, но в дальнейшем заметно умерил свои старания, направленные на достижение компромисса.

Лондон и Темза во второй половине XVIII века.

Лондон и Темза во второй половине XVIII века.

Тем временем Бостон кипел. Первую скрипку во взбунтовавшемся городе играл радикально настроенный Сэмюель Адамс. Ещё до того, как в Америке узнали о репрессивных законах, он развил бурную (и определенно антибританскую) деятельность в Комитетах по корреспонденции. Его многочисленные послания предлагали всем североамериканским колониям (для начала) полностью прекратить торговлю с Англией. Соседи Массачусетса не были готовы зайти столь далеко. Ответы из других колоний были довольно умеренны и осторожны; даже в Бостоне дело не пошло гладко: народ на сходке принял предложение о бойкоте торговли; но оно встретило жесткую оппозицию среди богатых купцов (группа бостонских торговцев даже предложила покрыть убытки Ост-Индской компании за свой счет). Торговой войне пришлось ждать своего часа до созыва Первого континентального конгресса.  Колонисты не были готовы к полному разрыву с метрополией – да и, говоря откровенно, не слишком его желали.

Было ли возможным примирение после Бостонского чаепития? Теоретически — да. В Америке было много противников независимости. Колонисты осознавали и всю важность экономических связей с Британией, и общность культуры, и важность британской поддержки для торговых отношений с Испанией, Францией, Португалией (и с американскими владениями перечисленных стран). В метрополии тоже хватало сторонников «мягкого курса» (британский премьер-министр, лорд Норт, разработал детальный план примирения; и даже великий Уильям Питт просил Парламент отменить «репрессивные законы»).

Американская карикатура на введение "Репрессивных Актов".

Американская карикатура на введение «Репрессивных Актов».

Но, увы, англичане тоже не совсем  правильно оценивали ситуацию: они были чересчур уверены в том, что колонисты ни в коем случае не готовы отказаться от всех выгод, предоставляемых им статусом британских подданных. И были слишком уверены в своей военной силе.

А жители североамериканских колоний (в массе), в свою очередь, переоценивали готовность англичан идти на уступки и их склонность к примирению. Так же, как недооценивали решимость земляков-«радикалов».

Многие современники – как американцы, так и британцы — называли Американскую революцию гражданской войной. Возможно, они были правы – по крайней мере, отчасти. Колонии Восточного побережья заселяли в основном выходцы с Британских островов. Американцы и британцы говорили на одном языке; имели одну культуру; следовали одним и тем же законам и обычаям. Более чем через сто лет после революции Верховный судья США Моррисон Вейт имел основания для того, чтобы заметить: «Когда народ Соединенных Колоний отделился от Великобритании, он поменял форму, но не сущность, своего правления». Но проблема не заключалась ни в форме правления, ни в его сущности: она заключалась в том, что американцы в этом правлении в достаточной для них мере не участвовали. И, в итоге, единственным способом управлять собственными делами стала независимость. А единственным способом эту независимость получить станет война.

Первый Континентальный Конгресс

В 1774 году война не казалась неизбежной. Многим она даже казалась невозможной. Американцы вполне обоснованно могли рассчитывать на достижение очередного, выгодного для них, компромисса.

13 мая 1774 года в Бостон прибыл Генерал Гейдж. Он казался наилучшим выбором на пост военного губернатора: прекрасно знающий местные условия, беспристрастный, женатый на американке, умеренный и настроенный на мирное разрешение конфликта. Но умеренность хороша, когда надо предотвратить кризис; после того, как кризис уже разразился, люди ищут пристрастных сторонников, а не беспристрастных судей. Гейдж пытался быть справедливым и объективным в решении конфликтов: и добился лишь того, что «патриоты» обвинили его в тирании, а «лоялисты» — в излишней мягкости.

К прибытию нового военного губернатора гражданский губернатор Хатчинсон уже распустил Массачусетскую ассамблею; «Бостонский портовый акт» должен был вступить в силу с 1 июня и проводить его в силу должен был уже не Хатчинсон, а Гейдж. Бостон был отдан на милость армии.

Тирания – но тирания законная: британская власть всё ещё была легальной властью. И колонии должны были ей что-то противопоставить. С теоретическими принципами было довольно просто. Существовала – общая и для колоний, и для метрополии – британская модель управления. С «…тремя сословиями — королем (или королевой), лордами и общинами; законодательная власть принадлежит всем им вместе, исполнительная вверена первому, но с ответственностью перед всем народом за неудачное правление». Так это сформулировал ещё в начале века Ричард Молсворт (больше, правда,  известный как человек, предложивший свою лошадь Марльборо в битве при Рамильи, чем как политик или мыслитель). От этой концепции оставался только шаг до идеи народного суверенитета — и до заявления Джефферсона о том, что короли «слуги народа, а не его хозяева». Но в дополнение к теории нужен был реально существующий, законный, ощутимый орган, который мог противопоставить себя Короне и Парламенту и принимать решения законные и обязательные для всех колоний. Разумеется, это должен был быть демократический, антитиранический орган, наподобие британского Парламента.

И 5 сентября 1774 года было официально объявлено об открытии сессии Первого Континентального Конгресса (в тот же день генерал Гейдж начал укреплять перешеек, соединяющий Бостон с континентом). На Конгрессе были представлены двенадцать из тринадцати колоний – Джорджия, вовлеченная в войну с маскогами (криками) и остро нуждавшаяся в защите британских войск, решила делегатов на Конгресс не отправлять.

Первый континентальный конгресс.

Первый континентальный конгресс.

Конгресс был собранием пятидесяти пяти нетривиальных личностей. И замечательным срезом американского общества того времени. Джеймс Дуэйн (Нью-Йорк): один из лучших и один из самых преуспевающих американских адвокатов; талантливый финансист; взвешенный и умеренный политик – правда, склонный к примирению с Англией. Джон Адамс (Массачусетс): обеспеченный юрист и журналист; импульсивный и впечатлительный; несколько наивный, но очень умный и образованный человек; счастливо женатый на не менее умной женщине, писавшей ему замечательные письма, Абигайль Адамс. Джон Дикинсон (Пенсильвания): прославленный автор «Писем фермера из Пенсильвании»; юрист и опытный политик (правда, консерватор, сторонник примирения с Англией). Джордж Вашингтон (Виргиния) – богатый плантатор и солдат с несколько преувеличенной репутацией (но его роль в Революции столь велика, что мы подробно остановимся на нем позже). Патрик Генри (Виргиния): разорившийся фермер и дважды разорившийся торговец, ставший в итоге адвокатом, не имея юридического образования; пламенный патриот («Я не виргинец, я американец!»), харизматичный и красноречивый. Ричард Генри Ли (Виргиния): бывший мировой судья, политик, богатый торговец, член большого и влиятельного семейного клана; прекрасный оратор с радикальными политическими воззрениями. Сайлас Дин (Коннектикут): сын кузнеца, прорвавшийся наверх благодаря собственному упорству и браку по расчету; напористый и жадный, прирожденный коррупционер, интриган и подпольный делец. Стивен Хопкинс (Род-Айленд): фермер, ставший губернатором и главным судьей штата; непримиримый политический соперник своего коллеги Сэмюеля Варда, но такой же, как и он, сторонник независимости; убежденный противник рабства, освободивший своих рабов за год до Революции. Сэмюель Адамс (Массачусетс): кузен Джона Адамса, политик (если не политикан), прирожденный пропагандист с огромным даром убеждения и «истинный революционер» (по выражению Джефферсона); он получил прекрасное образование, после чего разорил семейный бизнес и посвятил себя общественной деятельности. Сэмюель Вард (Род-Айленд): богатый торговец, упорный сектант, бывший губернатор штата, политик-радикал с крайне антибританскими настроениями и обширными связями в преступном мире.

Это лишь быстрый взгляд на самых известных делегатов Первого Континентального Конгресса; и эти делегаты собрались для того, чтобы заявить о правах американцев и найти способ эти права защитить. Конгресс заседал чуть более месяца; он решил (после бурных и хаотичных дебатов), что американская свобода (в особенности от налогообложения со стороны метрополии) базируется на естественном праве человека, британской Конституции и колониальных Хартиях. Также он объявил «репрессивные акты» нелегитимными. Кроме того, Конгресс принял важное постановление — о всеобщем бойкоте британской торговли начиная с 1 декабря 1774 года. Первое решение легло в основу Декларации о независимости. Второе… в 1774 году ввоз из Британии в колонии составлял 2 590 000 фунтов стерлингов, в 1775 – 196 000 фунтов, а в 1778 – 34 000 фунтов. Ограничения на вывоз сначала не встретили такого понимания у бизнеса, как ограничения на ввоз британских товаров: 1774 год – 1 374 000 фунтов стерлингов экспорта, 1775 – 1 921 000 фунтов, но 1778 – жалкие 18 000 фунтов. Надо, правда, отметить, что значительная доля торговли с Англией шла через Нью-Йорк и Северную Каролину, которые на протяжении длительного времени были оккупированы британской армией.

Приняв эти решения, 26 октября 1774 года, Первый Континентальный Конгресс прекратил работу, назначив на 10 мая 1775 года следующую встречу. Она станет Вторым Континентальным Конгрессом — Конгрессом, который заложит фундамент современных Соединенных Штатов Америки. Наступило затишье.

Зима 1774-75 в целом прошла спокойно – если исключить бескровный захват нью-гемпширской милицией форта Вильяма-и-Мэри со 100 бочонками пороха и несколько таких же бескровных «полицейских» вылазок британских войск из Бостона.

9 февраля 1775 года Георг III объявил Массачусетс колонией, находящейся «в состоянии мятежа». На ситуацию в колониях это сначала не особо повлияло: февраль и март прошли в демонстрациях военной мощи и небольших полицейских акциях. Британцы исполняли что-то среднее между маршами и парадами и время от времени реквизировали какое-то количество оружия и военных припасов; американцы устраивали демонстрации, выставляли напоказ перед Бостоном пушки и разбирали перед носом у британских солдат мосты. Ситуация потихоньку накалялась. Взрыв должен был произойти рано или поздно.

Выстрел, который услышал весь мир

Генерал Томас Гейдж, военный губернатор Массачусетса (и командующий британскими войсками в Северной Америке по совместительству) не был сторонником войны с колониями, скорее он даже симпатизировал американцам. Но 14 апреля 1775, он получил от правительства новые инструкции. Во-первых, ему было разрешено использовать любую необходимую силу для проведения в жизнь «репрессивных актов». Во-вторых, ему твердо и недвусмысленно предписывалось арестовать зачинщиков бунта. Гейдж был опытным, дисциплинированным и храбрым солдатом. И, несмотря на свое несогласие с политикой правительства, он взялся за «решительное подавление» беспорядков. Прекрасно разбираясь в местной политике (до Бостона генерал был губернатором в Монреале и Нью-Йорке), он ясно понимал, что попытка ареста лидеров восстания, попытка силового решения, приведет к открытому военному противостоянию; к противостоянию, по его мнению, бесперспективному для Британии. По крайней мере, с теми средствами и ресурсами, которыми он мог располагать. И, поэтому, Гейдж решил сначала ударить по другой цели. А именно по складам оружия и военных материалов, приготовленных колонистами. Британский генерал считал, что такую операцию будет проще осуществить; успешно осуществленная она подорвет военные возможности колонистов – и, следовательно, минимизирует вероятность военного ответа на действия британской армии. Один из таких складов находился к северо-западу от Бостона – в Конкорде (18 миль), второй – к западу, в Вустере (40 миль). Целью был выбран Конкорд.

Стычка у Лексингтона

Стычка у Лексингтона

Англичане даже имели некоторые основания рассчитывать на мирный исход предприятия. Подобная вылазка в Сомервиль (1 сентября 1774) позволила англичанам захватить 250 бочонков пороха. А экспедиция в Салем (за, якобы, спрятанными там пушками) хоть и не принесла подобных трофеев, но, благодаря вмешательству местного священника, все-таки закончилась вполне мирно.

Операция по захвату складов в Конкорде должна была быть быстрой и решительной. 18 апреля полковник Френсис Смит получил приказ:  «Сэр. Большое количество боеприпасов и продовольствия вместе с двумя пушками и другим оружием собраны в Конкорде для поднятия восстания против его Королевского Величества, поэтому Вы направитесь туда с ротой легкой пехоты и гренадеров насколько возможно быстро и решительно, сохраняя при этом полную секретность. Там Вы овладеете пушками и уничтожите их вместе со всем, что найдете в арсенале». Жители Бостона узнали о приказе к вечеру того же дня – для людей, которые умудрились стащить у англичан из-под носа несколько орудий и вывезти их в телегах с навозом (по крайней мере, так гласит легенда) это не представило особых затруднений. Особенно помог колонистам в раскрытии планов британского командования адмирал Грейвс, который демонстративно, на глазах у всего Бостона, принялся готовить шлюпки к перевозке десанта. Доставить информацию о планирующейся акции по адресу было уже делом техники: несмотря на запрет покидать Бостон и британские патрули, Поль Ревер и Вильям Дауэрс выскользнули из города и добрались со срочным сообщением до Конкорда.

Между 10 и 11 часами вечера 18 апреля 600 гренадеров и легких пехотинцев отплыли из Бостонского форта и высадились на побережье. Но к этому времени Массачусетс уже напоминал растревоженный улей: по всей колонии колокола и пушечные выстрелы поднимали по тревоге милицию. Около двух часов ночи 19 апреля 1775 года «красные мундиры» двинулись к Конкорду. К пяти утра они подошли к небольшому поселку, Лексингтону. По описанию очевидца (поручика Джона Бейкера) дело было так: «После того, как мы прошли пять миль, нас предупредили, что около поселения, которое называется Лексингтон, собралась группа вооруженных людей для того чтобы нам противодействовать и нас задержать… Мне кажется, что их было 200-300 человек, выстроенных в колонну посреди деревни. Мы продолжали движение, готовясь отразить атаку, но, не собираясь атаковать; когда мы были уже близко, они сделали один или два выстрела, после чего наши люди начали стрелять без приказа. Больше десятка британских колонистов стали жертвами наших пуль; сложно сказать, сколько именно их было, потому что упавших заслоняли дома, деревья и кусты. Мы потеряли одного человека из 10 полка». Американцы, разумеется, видели все под несколько иным углом. Джон Роббинс (из показаний под присягой, записанных нотариусом): «И тут неожиданно появилось большое количество Королевских войск, около тысячи … на расстоянии в шестьдесят или в семьдесят метров … Они кричали «ура» и двигались к нам быстрым шагом с тремя офицерами, скачущими галопом на конях перед фронтом на нас и тот, который был впереди, кричал «Опустите оружие, вы, деревенщина, бунтовщики!»»

Затем прозвучал тот самый знаменитый выстрел.

Бой у Лексингтона - изображение, современное событию.

Бой у Лексингтона — изображение, современное событию.

На самом деле очевидцы – как всегда – немного приукрашивали. Минитменов было не две-три сотни, а около шестидесяти человек (всего в Лексингтоне собралось почти полторы сотни ополченцев, но большая часть из них разбрелась по округе в поисках пороха). Боя, по сути, и не было. Командовавший лексингтонской милицией (и жестоко страдающий от туберкулеза, он умрет от болезни в следующем году) капитан Паркер  при виде британской колонны отдал приказ отступить в деревню. Не очень хорошо обученные и необстрелянные американцы замешкались — и британцы ворвались в деревню практически на их спинах. Несколько быстротекущих стычек – и милиционеры счастливо рассеялись по окрестностям (они ещё о себе напомнят, когда англичане будут возвращаться из Конкорда). Погибло восемь колонистов (плюс десять раненых) – в ближнем бою вооруженные охотничьими ружьями американцы не имели никаких шансов противостоять британскому штыку. Англичане потеряли ранеными одного человека и лошадь майора морской пехоты Питкейрна (того самого, который кричал о деревенщине и бунтовщиках). Уцелевшие лексингтонцы спаслись бегством (или отступили), а «красные мундиры» — немного пограбив Лексингтон — продолжили свой путь к Конкорду, до которого оставалось шесть миль.

Кто выстрелил первым — не известно до сих пор. Существует высокая вероятность того, что выстрел, начавший Войну за независимость, был случайным и прозвучал из-за неисправности оружия или ошибки при заряжании. Никто не думал, что война возможна. Один из американских участников стычки при Лексингтоне даже был уверен в том, что британские ружья были заряжены холостыми патронами – так он утверждал в своих воспоминаниях. Но, взяв курс на силовое решение, британское правительство сделало столкновение неизбежным. И если бы первый выстрел войны не прозвучал в Лексингтоне, он прозвучал бы в другом месте.

В Конкорде британцы сначала не встретили сопротивления. Местные ополченцы при виде красных мундиров покинули город и остановились – в ожидании подкрепления – за речкой. Подчиненные полковника Смита без суеты принялись разыскивать и уничтожать запасы провизии и оружия; а офицеры тем временем расположились перекусить. Часть запасов американцы, правда, успели вывезти и спрятать, но кое-что осталось; среди важнейших результатов операции можно отметить уничтожение «дерева свободы», реквизицию Библии из городского Дома собраний и несколько старых пушек, найденных зарытыми во дворе у трактирщика. К несчастью, во время операции в Конкорде занялось два пожара. Англичане (с помощью местных жителей) быстро их потушили, но милиционеры (ожидающие за речкой) решили, что захватчики хотят сжечь их родной Конкорд. И местное ополчение (300-400 человек), усиленное подошедшими подкреплениями (ещё около 500 человек) решило вернуться в город и драться. Но для того чтобы вернуться – нужно было перейти речку по мостам. А мосты защищала легкая пехота из 4-го и 10-го полков; когда колонисты подошли к Старому северному мосту — британцы открыли огонь. Английский залп был плохо нацелен и раздался без приказа – патриоты потеряли всего лишь двух человек убитыми и троих ранеными. Американцы даже не сбавили шага, подошли к британцам почти вплотную и ответили не очень стройным, но метким огнем, который уложил добрый десяток «красных мундиров» (в том числе и четырех из восьми присутствовавших на поле боя офицеров). Затем колонистам удалось без большого труда отбросить ошеломленную легкую пехоту от реки, но на помощь к ней подошли английские гренадеры. Колонисты продолжать атаку не рискнули; британцы тоже в драку не рвались и с чувством выполненного долга покинули Конкорд и двинулись обратно к Бостону. Потери: у колонистов двое убитых и трое раненых; у англичан трое убитых и восемь раненых.

Картина современного баталиста Дона Трояни, изображающая бой на мосту в Конкорде современного баталиста Дона Трояни.

Картина современного баталиста Дона Трояни, изображающая бой на мосту в Конкорде.

Дальше было хуже. Возвращение в Бостон оказалось для англичан делом довольно неприятным. По выражению одного историка, это была битва, разыгравшаяся на поле длинной в шестнадцать миль и шириной в несколько сот ярдов. Солдатам пришлось пройти эти шестнадцать миль под постоянным градом из пуль. Собравшиеся со всех сторон колонисты – как рой пчел — обстреливали британскую колонну из укрытий. Войска Его Величества могли лишь отстреливаться и пытаться отогнать противника штыковыми атаками. Едва ли не единственным эффективным решением оказалась отправка на фланги патрулей легкой пехоты, которые выслеживали и уничтожали отдельных стрелков: около сотни американцев стали жертвами английских «летучих отрядов» (считая и убитых, и раненых). Но британцы были измотаны, а к американцам постоянно подходили свежие подкрепления. Кроме того у англичан заканчивались боеприпасы – при выступлении каждый солдат имел при себе лишь обычные 36 патронов.

Потери «красных мундиров» в этой «индейской войне» росли с каждым часом – за время отхода британская армия потеряла 70 человек убитыми и 165 ранеными. Среди раненых оказались и полковник Смит, и майор Питкейрн (тот, который кричал про деревенщину). К середине пути английский отряд превратился просто в сборище смертельно уставших людей. Возможно, дело даже закончилось бы катастрофой, если бы Гейдж не выслал навстречу экспедиционному отряду мощное подкрепление (с артиллерией) под командованием лорда Перси. Благодаря свежим силам британцы пробились через кошмар уличных боев в городке Менотоми, и, обманув хитрым маневром колонистов, ушли на полуостров Чарльстон.

В первом бою Американской войны за независимость милиция колонистов сумела произвести на англичан впечатление. Лорд Хью Перси писал в Лондон: «…любой, кто сочтет их беспорядочной толпой – совершит ошибку. Среди них имеются люди, которые разбираются что к чему…»

Худшие опасения генерала Гейджа оправдались. Попытка разрешить конфликт силой разворошила осиное гнездо. Милиция из четырех близлежащих колоний окружила Бостон и полностью отрезала его от суши.

Собиралась, кстати, милиция – по крайней мере, согласно легенде — с эпическим размахом, достойным Гомера. Полковник Израэль Патнэм, получив известие о Лексингтоне, шел за плугом (совсем как в свое время Одиссей на Итаке) —  он плуг препоручив сынам могучим вскочил на конь — и ветер обгоняя, направился к Босто̀ну в злую сечу (бедная лошадь, Патнем весил больше центнера). Полковника Уильяма Прескотта весть застала на мельнице с мешком муки – и через десять минут, бросив мешок, он тоже уже был в пути, направляясь «на звук пушек». Квакер Натаниэль Грин, услышав возмутительную новость, отказался от обязательного для его исповедания пацифизма и согласился принять командование над местной милицией. Красочные образы! Но, даже если легенда склонна приукрашивать детали, факты говорят за себя: после Лексингтона и Конкорда вокруг Бостона собралось более десяти тысяч вооруженных и рвущихся в бой с британцами колонистов.

Выстрел, который услышал весь мир, прозвучал. И дал начало событиям, которые изменили лицо мира.

Раскол в колониях

В числе первых действий, предпринимаемых собраниями (тогда ещё) колоний числилось принесение присяги на верность новому правительству и, соответственно,  отказ от верности британской короне. Вот, к примеру, текст присяги, которую требовала от жителей штата пенсильванская Ассамблея:

«Я, такой-то, клянусь, что отказываюсь и отрекаюсь от всей верности по отношению к Георгу Третьему, королю Великобритании и от верности по отношению к его наследникам и преемникам; и что я впредь буду истинно верен и предан Пенсильвании как свободному и независимому штату и общественному благу».

Но далеко не все согласны были принести такую присягу. Некий колониальный джентльмен очень ярко выразил чувства «лоялистов»: «Лучше иметь одного тирана за морем, чем пятьдесят тысяч тиранов по соседству». Американское общество раскололось.

деготь и перья

Лоялистов не очень жаловали: традиционное народное развлечение того времени «деготь и перья».

Современники часто называли войну гражданской. Действительно, в североамериканских колониях многие не поддержали идею независимости. И это были не только чиновники, политики и бизнесмены, чьи интересы были прочно связаны с британской колониальной администрацией.

Поддержали метрополию национальные меньшинства – например, французские иммигранты из Нью-Рошели. И ещё один пример: не приняла Революцию община шотландских иммигрантов-католиков, поселенных в штате Нью-Йорк землевладельцем Вильямом Джонсоном. Горцы собрали вооруженный отряд и — под командованием Джона Джонсона, сына ко времени революции уже покойного сэра Вильяма, — до 1776 года контролировали долину Мохок.

Нейтральными (и даже благожелательно нейтральными по отношению к англичанам) остались многие религиозные общины – в том числе и такие крупные, как община квакеров в Пенсильвании. Для многих религиозных общин вопрос был, правда, вовсе не в политике, а вере: для многих сект ношение оружия или принесение присяги земным властям (чего требовали патриоты) было под запретом. Политическую же программу таких общин прекрасно выразила декларация одной из групп менонитов: «… мы беззащитные люди и не можем ни устанавливать, ни свергать никаких правительств».

Даже среди «основной движущей силы» Революции – мелких буржуа и городских рабочих – не было единогласия: многие портовые рабочие или ремесленники Нью-Йорка (и даже Бостона) искренне поддерживали британцев. Среди двадцати арестованных за лоялизм в 1776 году нью-йоркеров были «…два дубильщика; пять содержателей таверн; четверо, назвавших себя рабочими или подмастерьями; два кожевника; два кузнеца; учитель; пенсионер и констебль».

Поддержали британцев и большинство индейских племен (за исключением нескольких племен из союза ирокезов и племени катоба). Британское правительство было единственной (и то довольно хлипкой) преградой посягательствам колонистов на индейские земли. Большинство коренных американцев это понимало. И Англия получила ценных союзников – только для того, чтобы подавить выступление индейцев чероки, американское правительство было вынуждено в 1776 году отрядить  6 000 бойцов – приблизительно в то же время в битве с британцами на Лонг-Айленде Континентальная армия насчитывала около 10 000 бойцов.

Объявление о продаже свежего груза негров

Объявление о продаже свежего груза негров.

Также британцев поддержало большое количество чернокожих рабов. Для них основным стимулом стало обещание британцев предоставить личную свободу поддержавшим их неграм. Обещания остались, по большей части, невыполненными — исключения встречались, но это были частные случаи. В основном же беглые рабы просто меняли хозяина – вместо американского плантатора таковым становился английский офицер-джентльмен. Тем не менее, перспектива манила: в некоторых штатов количество сбежавших к англичанам рабов доходило до четверти от их общего количества. Даже из поместья Джорджа Вашингтона бежало к британцам семнадцать рабов (отцу-основателю на момент начала войны принадлежало немалое количество рабов: сто двадцать одна взрослая особь). А он был далеко не самым плохим рабовладельцем и даже время от времени отказывался продавать своих негров — чтобы не разбивать семьи.

Как всегда и везде в подробных обстоятельствах в выборе стороны часто играли значительную (если не главную) роль личные – и часто корыстные — мотивы. Например, Роберт Ливингстон-младший, крупный нью-йоркский (речь о штате) землевладелец (160 000 акров – где-то на четверть меньше площади Киева), поддержал патриотов. А его арендаторы, посмотрев на это, дружно примкнули к лоялистам – не в последнюю очередь из желания получить в собственность конфискованные у ленд-лорда земли. Даже о Франклине поговаривали, что он поддержал революцию из-за обиды на британское правительство, отказавшее ему в чине (сын Франклина, кстати, остался лоялистом – и отец от него отказался).

Несмотря на то, что слова Джона Адамса о том, что «…одна треть была против Революции… противная им треть лелеяла в душе ненависть к англичанам… а та треть, что была между ними оставалась равнодушной» были некоторым преувеличением (не говоря уж о том, что они относились к Французской революции), количество лоялистов было довольно значительным. По (более-менее общепринятой ныне) оценке Пола Смита – около 20% населения мятежных штатов (около 400 000 человек) поддержало Британию и короля Георга.

Начало осады Бостона

Можно ли было войны избежать? Вряд ли. Уже 8 апреля (за одиннадцать дней до Лексингтона и Конкорда) Массачусетское Собрание приняло решение о создании армии колонии. «Выстрел, который услышал весь мир» повлиял лишь на количество милиционеров, которое Массачусетс решил поставить под ружье. 22 апреля 1775 года Собрание (символично собравшееся в Конкорде) постановило призвать 13 600 человек. Соседние колонии должны были довести численность армии «патриотов» до 30 000.

Карта Бостона и окрестностей в 1775 году.

Карта Бостона и окрестностей в 1775 году.

Для американцев эта война, казалось бы, не имела шансов на успех. Как культурная и экономическая окраина цивилизованного мира с двухмиллионным населением могла противостоять мировой державе, своей почти двенадцатимиллионной метрополии? Доход британской Короны составлял почти 10 000 000 фунтов стерлингов (1765, из этого североамериканские колонии – 18 000 фунтов) – в то время как доход федерального правительства уже независимых Соединенных Штатов даже в 1791 году составлял всего лишь около 4 000 000 долларов (меньше 880 000 фунтов). В военном плане соотношение сторон выглядело ещё хуже. Плохо обученная и слабо дисциплинированная американская милиция должна была противостоять флоту из более чем сотни линейных кораблей и профессиональной тридцатитысячной армии.

Американская милиция 1775 года, современная реконструкция.

Американская милиция 1775 года, современная реконструкция.

Американская милиция являлась ополчением всех граждан, способных носить оружие (от 17 до 60 лет). По крайней мере, четверть милиционеров должны были составлять «минитмены» — бойцы, регулярно тренирующиеся и обязанные в течение минуты после условленного сигнала прибывать на оговоренное место сбора в полной боевой готовности. Но это в теории; на практике муштра часто ограничивалась парочкой не слишком утомительных – не более часа не считая пикника — тренировок в неделю. Да и то далеко не все охотно в эти вылазки отправлялись — плата последнего поденщика была выше, чем та, которую получал минитмен за «учебный» день. И время реагирования вместо минуты зачастую достигало часов. Но, как бы там ни было, к началу войны милиция большинства населенных пунктов Новой Англии находилась в полной готовности.

В основном, милиция уступала профессиональным британским солдатам. Но и между отрядами ополчения была значительная разница. Рейнджеры южных колоний, закаленные в боях с индейцами, были специалистами в «малой войне». Милиция Новой Англии, составленная из пуритан, отличалась стойкостью и крепкой спайкой. Хороша была и милиция с приграничных территорий — кроме того, что ее постоянно держали в форме индейские набеги, она включала большое количество воинственных и привычных к насилию мигрантов из Шотландии и Ирландии. Худшими были милиционеры с южного побережья, привыкшие к спокойной жизни и части, составленные из недавних иммигрантов. Не добавляло армии колонистов эффективности и разнородное вооружение, и выборные офицеры. И, пожалуй, главной проблемой было отсутствие системы снабжения как таковой.

Британские солдаты 1775 года, современная реконструкция.

Британские солдаты 1775 года, современная реконструкция.

В первых столкновениях противостояла британцам массачусетская милиция, разделенная на двадцать семь полков. Командовал ей (как и всеми войсками патриотов, находящимися в Массачусетсе) генерал Артемас Уорд (преуспевающий фермер, благочестивый прихожанин и известный политик, командовавший полком во время войны с французами). К сожалению, у Уорда были проблемы со здоровьем; и временами ему приходилось отдавать приказы — в буквальном смысле — не вставая с кровати. Позднее к массачусетцам присоединились отряды из соседних колоний. Два полка добровольцев из Нью-Хемпшира, под командованием полковника Джона Старка. Род-Айлендская бригада из трех полков, под командованием Натаниэля Грина (уникальный персонаж: квакер, обучившийся военному делу по книгам – и ставший одним из лучших американских командиров времен Войны за независимость). Шесть полков из Коннектикута, под командованием Дэвида Вустера.

Эти силы были названы Обсервационной армией Новой Англии (в просторечии – Бостонская армия). Задачей их было вытеснить британцев из Бостона. К июню 1775 года в окрестностях города собралось около 16 000 человек: 11 500 милиционеров из Массачусетса, 2 300 из Коннектикута, 1 200 из Нью-Хэмпшира и 1 000 из Род-Айленда.

Бенедикт Арнольд

Бенедикт Арнольд

В распоряжении генерала Гейджа был гарнизон Бостона: 10, 18 (Королевский Ирландский), 47, 52, 64 (2-й Стаффордширский) пехотные полки, две роты 65-го полка (они составляли гарнизон Форт-Вильяма) и отряд морской пехоты.  Кроме того, до июня 1775 в Бостон прибыли 4-й, 5-й (Нортумберлендский), 10-й, 23-й (Королевские Валлийские фузилеры), 35-й, 38-й, 43-й, 47-й, 49-й, 52-й, 59-й, 63-й и 67-й полки. Всего — около 6 500 тысяч человек. В Бостонской бухте находились 68-пушечный «Сомерсет», 22-пушечный «Скарборо», несколько фрегатов и шлюпов, несколько канонерок и множество транспортов. Лишь два британских полка в обозримом прошлом участвовали в военных действиях (и, соответственно, имели боевой опыт) — 5-й (Нортумберлендский) и 23-й (Королевские Валлийские фузилеры). Но Гейдж организовал для своих солдат активную тренировочную программу и, в итоге, создал вполне боеспособную армию.

Артемас Уорд не был новичком в военном деле: он быстро осознал, что без тяжелой артиллерии взять Бостон невозможно. А осаждающая армия имела большие проблемы и с вооружением, и со снаряжением. Медицинских комплектов было всего два на целую армию. Не хватало даже кирок (имелось лишь 460 штук). Было 24 пушки (разного калибра и почти без боеприпасов), но осадных орудий среди них не было. К счастью, у американцев был Бенедикт Арнольд – аптекарь и книготорговец из Нью-Хейвена, Коннектикут. Почтенный коммерсант был не чужд контрабанде; и благодаря приобретенным на этом поле обширным познаниям, он знал, что в форте Тикондерога имеется достаточное число тяжелых орудий. И охраняет их очень небольшой гарнизон. Арнольд предложил захватить эти орудия и переправить их к Бостону.

3 мая 1775 года Бенедикт Арнольд получил чин полковника и был отряжен на север для выполнения «секретного задания».

Тикондерога

Форт Тикондерога располагался возле южной оконечности озера Шамплейн. Тогда это была граница колонии Нью-Йорк и Канады; сейчас — это граница между штатами Нью-Йорк и Вермонт. Построили форт французы в 1755 году: тогда он назывался форт Карилльон и должен был защищать французских торговцев мехами от индейцев и англо-саксонских конкурентов. Затем он был захвачен англичанами, восстановлен (французы взорвали пороховой погреб перед тем, как покинуть форт) и переименован в Тикондерогу. В 1775 году это было ещё достаточно современное сооружение из земли и камня. В форту находилось более сотни пушек, большие запасы боеприпасов и крошечный гарнизон в 50 человек из 26-го полка во главе с капитаном Уильямом Делаплейсом. До Парижского договора 1763 (согласно которому Франция уступила Канаду британцам) форт Тикондерога (точнее, тогда ещё Карилльон) контролировал один из основных путей сообщения между французской Канадой и «тринадцатью колониями». И окрестности укрепления были настоящим фронтиром и роились от контрабандистов, трапперов, лесорубов, авантюристов и прочих подозрительных личностей. За ними закрепилось прозвание «парни с Зеленых гор».

Форт Тикондерога

Форт Тикондерога

Фактически прилегающие к Тикондероге территории контролировала не администрация колонии Нью-Йорк (как должно было быть), а как раз «парни с Зеленых гор» во главе с Итэном Алленом. И это положение дел приводило к серьезным конфликтам: Аллен со товарищи даже не думал уважать право собственности на землю, зарегистрированное в Нью-Йорке; а нью-йоркеры не хотели принимать во внимание претензии Аллена и его соседей на ту же землю. И между населением Зеленых гор и жителями побережья долгие годы шла настоящая гражданская война. Впрочем, война почти бескровная.

И, похоже, что была она столь бескровной именно благодаря Аллену. Вожак «парней с Зеленых гор» был довольно занятной личностью; и мы остановимся на нем подробнее. Итэн Аллен был одним из многих сыновей богатого фермера; его готовили к поступлению в колледж, но и-за смерти отца он не смог получить формальное образование. Тем не менее, страсть к учебе он сохранил на всю жизнь: он много читал, проявляя особенный интерес к философии. После войны он даже написал религиозно-философский трактат с ощутимым привкусом атеизма: «Здравый смысл: то единственное, что есть откровением для человека». Во время войны с Францией Аллен вступил добровольцем в отряд милиции, но в боевых действиях фактически не участвовал; а затем занялся предпринимательской деятельностью. Тут то и начался его конфликт с колонией Нью-Йорк: он купил землю на территории нынешнего Вермонта, но оказалось, что одну и ту же землю продавала и администрация Нью-Хэмпшира, и администрация Нью-Йорка. И вскоре Аллен (и множество других колонистов, купивших землю в Зеленых горах) столкнулись с претензиями нью-йоркеров на ту же землю. Движение сопротивления буйно расцвело сразу же; к нему быстро присоединились лесорубы, трапперы и контрабандисты; так появились «парни с Зеленых гор».

Итэн Аллен

Итэн Аллен

Итэна Аллена «парни с Зеленых гор» выбрали предводителем за немалую физическую силу, недюжинный ум, смелость и дерзость, самоуверенность и специфическое чувство юмора, граничащее с эксцентричностью. Он, например, как-то явился на заседание суда в не совсем одетом виде и «…в угрожающей манере подняв кулак, трижды произнес следующие оскорбительные слова «Вы врете, вы собаки!» и он так же сделал это таким громким голосом, который заморозил кровь в жилах всех его противников» (особенности судебного способа выражаться максимально сохранены). В выборе будущие вермонтцы не прогадали. Аллен оказался прекрасным политиком. И отличным психологом: он быстро осознал, что угроза насилия воздействует на человека сильнее, чем само насилие. И он сознательно создал себе образ дикого, полусумасшедшего грубияна с пограничья; он успешно этот образ культивировал – и его противники верили. И старались с Алленом и его дружками не связываться.

Аллен был настоящим мастером психологической войны. Однажды он поймал двух нью-йоркских шерифов. Он посадил их «под арест» в разных комнатах постоялого двора. Ночью «парни с Зеленых гор» соорудили два больших, в человеческий рост, манекена. Затем люди Аллена повесили перед окном у каждого шерифа по манекену (на приличном расстоянии, чтобы нельзя было распознать подлог). Проснувшись утром и увидев пейзаж с висельником, каждый из нью-йоркеров, разумеется, решил, что повесили его товарища. А следующей ночью обоим узникам ненавязчиво были предоставлены возможности для побега, которыми они, разумеется, не раздумывая воспользовались. Вскоре проделка открылась – что только закрепило за Алленом репутацию сумасшедшего садиста.

В общем, Аллен был наводящим страх диктатором (по крайней мере, в глазах его врагов), но диктатором мудрым и успешным. Многолетняя война с нью-йоркерами состояла из осмеяний, угроз, разрушения изгородей, краж скота, максимум – поджогов или побоев; убийства почти не случались (за пять лет, предшествующих Войне за независимость на спорных территориях не произошло ни одного убийства). Если возникала угроза столкновения, Аллену достаточно было появиться на предполагаемом поле боя (возможно, опять в не совсем одетом виде) и изрыгнуть несколько ругательств – противник тотчас же обращался в бегство.

Несмотря на относительно мирное течение конфликта, противоречия между горцами и жителями побережья были неизгладимы. Кто, как не Аллен, в ответ на прокламации губернатора Нью-Йорка выпускал свои контр-прокламации, в которых рекомендовал вышеназванному губернатору наклеивать его собственные указы на его же собственный зад? И если Нью-Йорк поддержал англичан – мог ли Аллен не поддержать Революцию?

С таким сообщником – независимым, хитрым, практичным, амбициозным, тщеславным и неустрашимым – нужно было иметь дело Бенедикту Арнольду. В захвате Тикондероги у Аллена был свой интерес – как он сам писал: «…захват Тикондероги растворил бы нашу старую распрю с правительством Нью-Йорка в общей борьбе за свободу». Это было разумно: если британские солдаты вполне могли помочь своей колонии подавить беспорядки на её границе, то Аллену не помог бы никто. А захватив британский форт и провозгласив себя патриотами «парни с Зеленых гор» могли рассчитывать на поддержку всех взбунтовавшихся колоний.

Таким образом, в начале мая 1775 года около девяти десятков «парней» вместе с группой добровольцев из Массачусетса (сорок человек) и Коннекктикута (шестнадцать человек) были уже на пути к форту.

Вернемся к Бенедикту Арнольду. Для занятия Тикондероги ему было поручено набрать четыре сотни добровольцев. Но прибыв в Стокбридж (Массачусетс), который должен был стать его базой, Арнольд узнал, что «парни с Зеленых гор» уже выступили по направлению к Тикондероге. Экспедицию возглавлял, конечно же, Итэн Аллен. Свежеиспеченный полковник бросился вдогонку и, после безумной трехдневной скачки, 8 мая он нагнал колонну Аллена и заявил свои претензии на руководство операцией. Претензии понимания не встретили. По воспоминаниям капитана Эдварда Мотта (командира коннектикутских добровольцев), посягательства Арнольда «…вызвали среди солдат мятеж, который едва не поставил под угрозу весь наш замысел».

Арнольд решил переговорить с Алленом – но тот уже покинул главные силы и отправился на разведку к Тикондероге. Арнольд отправился вдогонку. Нагнать предводителя экспедиции ему удалось только 9-го мая. Встреча была краткой. Выяснилось, что атака уже запланирована на 10-е число. К счастью для операции, Арнольд осознал, что претендовать на командование экспедицией у него действительно маловато оснований. Силы, которыми он на данный момент командовал, состояли всего из двух человек (его самого и его слуги). Полномочия, которыми его наделил Массачусетс, не были особо убедительными в вермонтской глуши. Такой известностью и таким авторитетом как Аллен он не пользовался. В итоге оба командира умерили свою гордость — и пришли к компромиссу: Итэн Аллен командует экспедицией, Бенедикт Арнольд выполняет при ней функцию «комиссара».

Гравюра, изображающая Аллена и командира форта Тикондерога. Судя по пафосной позе, она иллюстрирует версию с "именем великого Иеговы и Континентального Конгресса", а не с "вылазь оттуда, старая крыса".

Гравюра, изображающая Аллена и командира форта Тикондерога. Судя по пафосной позе, она иллюстрирует версию с «именем великого Иеговы и Континентального Конгресса», а не с «вылазь оттуда, старая крыса».

Итак, атака на форт Тикондерога должна была произойти 10-го мая 1775 года, на рассвете. К этому времени к колонне присоединилась ещё сотня «парней с Зеленых гор», доведя этим силы атакующих до почти двухсот пятидесяти человек (гарнизон Тикондероги состоял, напомним, из полусотни солдат). Американцы собрались в месте, называемом Хэндс-Коув (на противоположном от Тикондероги берегу, где-то километр к северу). На рассвете восемьдесят человек во главе с Итэном Алленом и Бенедиктом Арнольдом погрузились на две захваченные лодки (плавсредств должно было быть больше, но что-то пошло не так). Через озеро удалось переправиться незаметно — утренний туман скрыл повстанцев. Аллен решил атаковать сразу, не дожидаясь остальных сил; его подчиненные поддержали решение. Когда колонисты подобрались к входу в форт, их заметили двое часовых. Первый выстрелил, но после того, как ружье дало осечку, убежал; второй бросился в штыковую, но Аллен его оглушил, ударив плашмя своей саблей. Собственно, на этом бой и закончился. Повстанцы спокойно вошли в укрепление и поднялись по лестнице наверх – к квартире коменданта Тикондероги, капитана Уильяма Делаплейса. Итэн Аллен утверждал, что он громко постучал в дверь и потребовал от коменданта капитуляции «именем великого Иеговы и Континентального Конгресса». Но прочие свидетели в один голос сообщают, что Аллен просто заорал: «Вылазь оттуда, старая крыса!». Как бы там ни было, но Делаплейс незамедлительно капитулировал.

Сразу же после захвата Тикондероги повстанцы отправили отряд для захвата ещё одного близлежащего форта – Кроун-Пойнт. Там затруднений так же не возникло.

Операция дала ожидаемый результат. В результате захвата Тикондероги и Кроун-Пойнт колонистам досталось:

  • семьдесят восемь пригодных к использованию орудий;
  • шесть мортир;
  • три гаубицы;
  • несколько тысяч ядер;
  • тридцать тысяч мушкетов;
  • двенадцать бочек пороха.

Кроме этого в форту нашлась масса другого имущества, которое можно было разграбить – чем «парни с Зеленых гор» занялись незамедлительно. Особенно ценной добычей стали девяносто бочонков рома. Бенедикт Арнольд в отчете Комитету общественной безопасности описал происходящее так: «Здесь сейчас присутствует около сотни человек, которые находятся в величайшем беспорядке и безуправстве, разрушая и разграбляя частную собственность, предаваясь всевозможным излишествам и не задумываясь об общественном благе».

В принципе, эти события не нуждались бы в подробном описании, если бы не те значительные последствия, которые вызвало занятие форта Тикондерога. Во-первых, колонисты получили артиллерию, которую можно было бы использовать при осаде Бостона (и не только). Во-вторых, известие о взятии британского форта вызвало огромный моральный подъем на территории всех «тринадцати колоний». Настоящая победа! Да ещё и какая победа – взятие целой крепости! Что после этого Бостон? Победа над метрополией стала казаться намного более близкой и легкой, чем это будет на самом деле.

Второй Континентальный Конгресс

Тем временем южнее происходили не менее важные события – правда политические, не военные. 10 мая 1775 года, как и предполагалось, представители тринадцати колоний (точнее, двенадцати – Джорджия опять сочла индейцев под боком большей опасностью, чем английского тирана за морем) повторно собрались в Филадельфии. Делегаты не откладывали дел в долгий ящик и сразу взялись за работу, как будто заседания Конгресса и не прерывались.

15 мая было принято решение о том, что все колонии должны находиться в состоянии «боевой готовности» (это была скорее констатация свершившегося факта, чем руководство к действию).

24 мая был избран новый председатель Конгресса – Джон Хэнкок (ещё один склонный к контрабанде торговец из Бостона – Революция, кстати, дала ему великолепную возможность не рассчитываться с кредитами, взятыми в Англии).

26 мая были обсуждены меры, которые должны были позволить начать переговоры с метрополией (Дикинсону, Джею и Томасу Джонсону – умеренным, не желавшим разрыва с Англией —  было поручено составить петицию к Георгу III).

Заседания Континентального Конгресса происходили в камерной, почти домашней атмосфере.

Заседания Континентального Конгресса происходили в камерной, почти домашней атмосфере.

29 мая Конгресс составил пламенное послание к канадцам (её автором был Джон Джей): «Встревоженные планами деспотичного правительства искоренить все права и свободы в Америке и побуждаемые чувством общей опасности и человечности мы нижеследующим посланием призываем вас обратить внимание на этот важный вопрос … Введение нынешней формы правления, точнее, нынешней формы тирании, сделало вас, и ваших жен, и ваших детей рабами. У вас нет ничего, что вы могли бы назвать своим и все плоды вашего труда и вашего промысла могут быть у вас отняты, как только алчный губернатор или хищный Совет этого захотят … даже сама ваша Вера при нынешней системе зависит от законов, на принятие которых вы не имеете никакого влияния… Мы никогда не поверим, что нынешнее племя канадцев дегенерировало до того, что не имеет ни силы духа, ни благородства, ни храбрости, свойственных их предкам. … Мы … решились либо жить свободными, либо не жить вообще… Мы все ещё тешим себя надеждой, что вы объединитесь с нами в защиту нашей общей свободы; и мы всё ещё надеемся, что объединившись, мы привлечем внимание нашего суверена к незаслуженным и беспримерным притеснениям его американских подданных и что он, в конце концов, узнает правду и прекратит дикий разгул порочного Правительства на руинах, оставшихся от человеческих прав». Забегая вперед, скажем, что горячие (хоть и несколько беспорядочные) призывы канадцев не убедили.

14 июня Конгресс вплотную занялся военными вопросами. По предложению Джона Адамса и требованию массачусетского собрания, уставшего содержать милицию за свой счет, были «призваны под ружье» первые части Континентальной армии: шесть рот милиции, которым была установлена плата от Конгресса. Затем был создан и комитет для написания устава этой армии во главе с Джорджем Вашингтоном (69 статей этого «устава» были приняты и одобрены 30 июня). Позже, 22 июня, было решено ассигновать на нужды Континентальной армии 2 000 000 долларов в бумажных билетах — так появилась американская «континентальная» валюта. Особой популярности она не сыскала («not worth a continental» по смыслу переводят как «гроша ломаного не стоит»); но до появления современного доллара в 1792 году «континенталы» были основным платежным средством на территории «тринадцати штатов».

15 июня 1775 года Конгрессом было принято решение, повлиявшее на судьбы всей войны. Командующим Континентальной армией был назначен «скромный и добродетельный, любезный, благородный и храбрый» (цитируя Джона Адамса) Джордж Вашингтон. Назначение это не обошлось без политических игр.

Артемас Уорд, командующий Обсервационной армией Новой Англии.

Артемас Уорд, командующий Обсервационной армией Новой Англии.

Некоторые делегаты от новоанглийских колоний были против того, чтобы их милицией командовал выходец из Виргинии. Но здесь победила экономика: новоанглийские пуритане поняли, что привлечение к «общему делу» богатых виргинских плантаторов стоит уступки.

Некоторая часть депутатов была вообще против назначения главнокомандующего — из опасения, что от должности главнокомандующего до диктатуры — лишь один шаг. Но и их достаточно легко было убедить примерами из Тита Ливия.

Кроме Вашингтона были и другие кандидатуры. В первую очередь, Артемас Уорд, уже командовавший армией, осаждавшей Бостон – но он был серьезно болен и не молод. Во-вторых был осевший в Северной Америке Чарльз Ли (бывший майор британской армии, потом подполковник португальской, а затем генерал-майор польской армии) – но его послужной список не впечатлил  конгрессменов. Не говоря уж о британском происхождении, которое навевало мысли о возможном предательстве. В итоге пост командующего достался  Вашингтону: он был уроженцем колоний, он был здоров и молод, он имел боевой опыт и определенный политический вес. Помогло избранию и то, что по Филадельфии циркулировали слухи, что богатый виргинский плантатор обещал выставить и снарядить за свой счет тысячу отборных бойцов. Слухи, правда, были не совсем безосновательны: Вашингтон (и его друг Джордж Мейсон) действительно приложили значительные усилия для организации милиции графства Фейрфакс и даже провели в совете графства налог в три шиллинга с плательщика на содержание этой милиции.

«Это назначение будет иметь большое влияние на скрепление и закрепление союза колоний» — пишет в письме домой Джон Адамс.

Джордж Вашингтон незадолго до Революции (1772).

Джордж Вашингтон незадолго до Революции (1772).

Джордж Вашингтон родился 11 февраля 1732 года в семье виргинского плантатора. Он был его сыном от второго брака, так что после смерти отца (1743) имущество семьи унаследовал сводный (старший) брат Джорджа, Лоренс. Одно из принятых им (и чреватых последствиями) решений было участие Вашингтонов в «Компании Огайо» — в 1747 году эта компания получила от британского правительства право на 800 квадратных километров земли (это примерно равно площади Киева) неподалеку от Питтсбурга. Однако в 1752 году Лоренс Вашингтон умер; и имущество семьи (включая и прославленное поместье Маунт-Вернон) перешло к Джорджу. Вашингтон стал членом тесный круга виргинской аристократии. Noblesse oblige – с началом Семилетней войны свежеиспеченный колониальный аристократ записался добровольцем на войну с французами. Вскоре (в возрасте двадцати двух лет, в 1754 году) Вашингтон получает звание подполковника и самостоятельное командование. Первая кампания молодого командира (которая была так же первой битвой между британцами и французами во время Семилетней войны в Америке) закончилась катастрофой. Вашингтону было поручено построить пограничный форт (форт Нессесити – Необходимость). Во время строительства молодой подполковник получил сведения о приближении французов; во главе нескольких десятков милиционеров и индейцев он застал врасплох французский авангард и разбил его; но главные силы французов заставили Вашингтона отступить в форт, осадили укрепление и, наконец, вынудили сдаться. Вашингтону пришлось подписать документ о капитуляции на французском языке (которого он не знал) в который было включено так же его признание в убийстве Жозефа де Жумонвиля, брата командира французов, убитого индейцами во время стычки с французским авангардом. В 1755 Джордж Вашингтон присоединился к силам Эдварда Брэддока, которые были разгромлены французами (и их индейскими союзниками) при Мононгахеле. В итоге подполковнику американской милиции пришлось возглавить отступление остатков британского отряда – и благодаря его усилиям и воле это отступление не превратилось в бегство. Наградой для молодого воина стало звание полковника Виргинского полка (14 августа 1755 года). Став полковником, Вашингтон в течение двух лет занимался решением организационных, логистических и психологических проблем семи сотен милиционеров растянутых на 500-километровом участке границы. Тогда же он получил первый повод для неприязни к метрополии: его предложение о включении Виргинского полка в регулярный состав британской армии (полковнику регулярной армии полагалось намного больше чести, влияния и возможностей чем полковнику милиции) было отвергнуто. Вашингтон хотел даже уволиться, но генерал Форбс, командующий британскими силами в Северной Америке, уговорил его остаться. В итоге это пошло полковнику милиции на пользу: он принял участие в экспедиции Форбса к уже знакомой ему Мононгахеле и смог понаблюдать за действиями намного более способного и компетентного командующего, чем злосчастный Брэддок. Затем, в декабре 1758, Вашингтон все-таки подал в отставку; и вскоре (6 января 1759 года) женился на богатой вдове – Марте Кастис, став, таким образом, одним из самых богатых плантаторов Виргинии (и это был счастливый брак). Богатство (сейчас состояние Вашингтона оценивалось бы более чем в пол миллиарда долларов) равно влиянию: владелец Маунт-Вернон и двух сотен рабов постоянно избирался в виргинское Законодательное собрание. В это время у него появился второй повод для неприязни к Англии (и, вероятно, намного более веский, чем первый): британские законы весьма затрудняли захват земли на западе – а это отрицательно сказывалось на прибылях «Компании Огайо». Разумеется, Вашингтон поддерживал любую оппозицию британскому правительству. Он выступал и против «Акта о гербовом сборе», и против законов Тауншенда – правда, в лидеры сопротивления не рвался. Но в 1774 году, после принятия «Репрессивных законов» он занял очень жесткую и непримиримую позицию, достаточно близкую к «радикальным» патриотам – хотя не столько из радикализма (в 42 года пыл молодости и амбиции его несколько поумерились), сколько из понимания неразрешимости противоречий и неизбежности конфликта. Затем он был выбран делегатом на Континентальный Конгресс.

И, как вы уже знаете, 15 июня 1775 года по предложению Джона Адамса один из богатейших виргинских плантаторов был выбран командующим Континентальной армией. Вашингтон отказался от платы, причитавшейся командующему, и назвал свое назначение «честью, которой я не искал и не желал». К этому времени бывший полковник милиции (не без помощи жены) научился реально оценивать свои способности. Он осознавал, что его таланты как стратега были невелики; а в отношении тактики – они были ещё меньше; не был он и харизматичным лидером, способным увлечь за собой толпу. Но, надо заметить, что новоиспеченный командующий был чрезмерно скромен. Он обладал сильным и притягательным характером и – в связи с этим — большим моральным авторитетом. Он обладал тем сортом стойкого упорства, которое делает человека непобедимым. Он – благодаря опыту командования Виргинским полком и опыту управления собственным огромным поместьем – обладал огромными организационными способностями. И, наконец, он был трудолюбивым, умным, широко мыслящим и образованным человеком.

Теперь вернемся в Бостон.

Банкер-Хилл

Шестнадцатитысячный Бостон лежал на полуострове в центре залива. С «большой землей», к югу, город был связан узким заболоченным перешейком. Рядом с перешейком располагался ещё один полуостров – Дорчестер; на этом полуострове возвышался холм Нук – и с этого холма можно было держать под прицелом торговую гавань Бостона. На север от Бостона находился ещё один полуостров – Чарльстон (с деревушкой того же имени), он был связан узким перешейком и дамбой с северным берегом залива. На этом полуострове находился холм Банкер-Хилл. С этого холма пушки могли обстреливать и большую часть города, и гавань, в которой стояли британские корабли. На входе в Бостонский залив, прямо на фарватере располагался остров Вильям с одноименным фортом.

Вид Бостона и бостонской гавани во второй половине XVIII века

Вид Бостона и бостонской гавани во второй половине XVIII века.

Форт-Вильям надежно контролировал вход в Бостон с моря, и он был в руках англичан. Но тот, у кого в руках был холм Нук на Дорчестерском полуострове и Банкер-Хилл на полуострове Чарльстон – контролировал сам Бостон. Холм Нук удерживали повстанцы. Банкер-Хилл стоял пустым – полуостров посреди залива, контролируемого британским флотом был попросту ловушкой для того, кто рискнул бы туда сунуться.

Но американцы рискнули. Вероятно, пойти на риск их подтолкнули сведения о том, что британцы на 18 июня готовят захват Дорчестерского полуострова с холмом Нук и полуострова Чарльстон (об этих планах сообщил американцам некий безымянный, но «несомненно, достойный доверия» джентльмен). Если бы эта операция удалась – о взятии Бостона можно было забыть. На военном совете, созванном по этому поводу Исраэль Патнем (поддержанный Старком) предложил упреждающий удар — захват Банкер-Хилл. Артемас Уорд был против. По его мнению, для подобного мероприятия просто не хватало ресурсов; да и армия не была (опять же, по мнению Уорда) готова к «регулярным битвам». Опасения главнокомандующего были небезосновательны, но энергия и харизма Патнема победили.

Полковнику милиции Уильяму Прескотту, командовавшему одним из массачусетских милиционных полков, было поручено занять и укрепить Банкер-Хилл. Сорокадевятилетний Прескотт происходил из богатой и уважаемой семьи (сын судьи, племянник бригадного генерала) и отличался хладнокровием, здравомыслием и храбростью. Он (как и многие другие командиры колонистов) участвовал в войне с Францией; и проявил себя во время боевых действий так хорошо, что англичане предложили ему офицерский патент (от которого он, правда, отказался). На предупреждение о том, что «если он поднимет оружие против Британии» его (Прескотта) могут казнить за измену, а его собственность – конфисковать, он ответил: «Думаю, что если я уж подыму оружие, они никогда не смогут взять меня живым». Его силы состояли из:

  • его собственного полка;
  • массачусетских же полков Джеймса Фрая (под командованием Джеймса Брикетта) и Эбенезера Бриджа;
  • отрядов из нескольких других массачусетских полков;
  • отряда коннектикутцев Исраэля Патнэма (под командованием капитана Томаса Ноултона);
  • маленького отряда добровольцев из Нью-Хэмпшира;
  • массачусетской артиллерийской роты капитана Сэмюеля Гридли.

Всего около 1200 человек и два орудия.

В девять вечера, 16 июня 1775 года, отряд Прескотта отправился по направлению к перешейку, соединявшему полуостров Чарльстон с «большой землей». На подходе к перешейку его встретил Исраэль Патнэм с неким подобием саперного обоза.

Исраэль Патнем. Это гравюра XIX века, похоже, несколько преуменьшающая его комплекцию.

Исраэль Патнем. Это гравюра XIX века, похоже, даже несколько преуменьшающая его комплекцию.

Патнэм был низкорослым и несколько полноватым (мягко говоря), но крепким и энергичным фермером пятидесяти семи лет. И он был американской легендой. Он участвовал в войне с Францией;  командовал ротой рейнджеров; был в плену у ирокезов (которые почти сожгли его заживо); собственноручно и в одиночку потопил военный шлюп при помощи молотка и деревянных клиньев; участвовал в экспедиции на Кубу (которая закончилась для него кораблекрушением); воевал с индейцами. По отзывам современников, он был воплощением силы и энергии, отличался безумной храбростью и харизмой; правда (по замечанию историка Роберта Мидделькрауфа) «В атаке, во главе полка, мало кто мог быть лучше; на военном совете мало кто мог быть хуже».

В темноте объединившаяся колонна двинулись вглубь полуострова. Главные силы Прескотта сразу начали взбираться на тридцатиметровый (точнее – 33 метра) холм Банкер-Хилл и лежащий чуть дальше, прямо над Чарльстоном, Бридс-Хилл (высотой около 15 метров); одна рота была отправлена в покинутую жителями деревушку. Затем Прескотт собрал офицеров отряда и изложил им задачи миссии. Так как далеко не все из них ясно представляли цели похода, это вызвало некоторое замешательство: далеко не каждый с радостью осознал, что участвует в столь опасном мероприятии. Тем не менее, приказы были даны; и отряд принялся окапываться на холмах. Работами командовали полковник Ричард Гридли, главный инженер армии, и уже знакомый нам Исраэль Патнэм. Из-за недостатка шанцевого инструмента колонисты начали работы на Бридс-Хилл; укрепление Банкер-Хилл было решено отложить на потом.

Около полуночи (то есть, уже 17 июня) Ричард Гридли разметил на вершине холма четырехугольный редут, приблизительно 45х45 метров. Прескотт прилагал все усилия для того, чтобы сохранить постройку редута в тайне; но ночь была тихая и безветренная, а у генерал-майора Генри Клинтона была бессонница: выйдя из своей квартиры в Бостоне на свежий воздух, он услышал странные звуки. Опознав их как стук кирок и лопат, он вооружился подзорной трубой и разглядел в предрассветном сумраке суету на вершине Бридс-Хилл. В четыре утра рапорт о подозрительной активности противника был доставлен генералу Гейджу. Приблизительно через полчаса британский шлюп «Лайвли» открыл огонь по укреплению колонистов. Обстрел был не особо эффективным: за четыре часа работы американцы соорудили довольно мощное укрепление, вполне способное противостоять артиллерийскому огню. Но все-таки англичанам едва не удалось остановить работу. Одно из первых ядер оторвало голову тридцати-пяти-летнему Эйзе Полларду – для необстрелянных милиционеров это было больше, чем они могли вынести. Ситуацию спас полковник Прескотт: он приказал немедленно похоронить несчастную жертву, а затем вскочил на парапет, снял шляпу и начал ей размахивать с криком: «Эй, попадите в меня, если можете!» Британцы не попали, милиционеры, глядя на представление, повеселели — не в последнюю очередь благодаря тому, что косичка Прескотта (когда он снимал шляпу) сбилась и «торчала над правым плечом, придавая ему довольно нелепый вид».

Уильям Прескотт на бруствере редута на Бридс-Хилл

Уильям Прескотт на бруствере редута на Бридс-Хилл.

Для англичан решение захватить и укрепить в первую очередь Бридс-Хилл стало неожиданностью. Сперва они сочли его глупым (как и многие последующие поколения военных историков). Но обсуждение ответных действий на военном совете (Гейдж, Клинтон, Хау и Бёргойн – последние три генерала прибыли в Бостон в конце мая в виде подкрепления) показало, что глупыми действия американцев отнюдь не были. Возможно, военачальники колонистов и не имели соответствующей военной подготовки, но они были людьми неглупыми, имели боевой опыт и прекрасно знали местность (Прескотт, как житель Массачусетса часто и регулярно посещал Бостон, а главный инженер повстанцев Ричард Гридли в Бостоне родился, жил и вырос). Первым – вполне объяснимо – прозвучало предложение захлопнуть «естественную ловушку»: часть сил должна была высадиться на полуострове Чарльстон; вторая часть – в районе перешейка, соединявшего полуостров с землей. Идея высадки на континенте была сразу же отвергнута – Артемас Уорд во главе основных сил колонистов был готов оказать британцам теплый прием. Вероятно, даже слишком теплый, если вспомнить британский опыт десантов возле Луисбурга и Квебека во время войны с французами. Таким образом, оставались только возможности высадки на перешейке, связывающем полуостров с материком, или на самом полуострове. Клинтон отстаивал идею высадки на перешейке: «…мы захлопнем мешок. Они должны будут немедленно сдаться, или мы сотрем их в порошок!». Проблема была лишь в том, что высадившись на перешейке, британцы оказывались между двух огней. В итоге осталась только высадка на полуострове Чарльстон. Но с ней всё оказалось тоже совсем не просто. Как выяснилось, практически все возможные места высадки простреливались мушкетным огнем с Бридс-Хилл. Единственной возможностью была высадка на самой оконечности полуострова, на мысе Моултонс-Пойнт. Правда, любое движение, исходящее из этой точки, подставляло английские фланги под огонь повстанцев.

Уильям Хау

Уильям Хау

Тем не менее, высадка на Моултонс-Пойнт легла в основу плана, предложенного генерал-майором Уильямом Хау. Британцы собирались высадиться под прикрытием холма Моултонс-Хилл, который располагался как раз между побережьем и укреплением на Бридс-Хилл. Затем часть сил (под командованием бригадного генерала Роберта Пигота) должна была отвлечь американцев лобовой атакой на редут, а остальные силы должны были обойти холм справа и ударить на укрепление с тыла, со стороны перешейка. Затем, после захвата позиции, британцы должны были под прикрытием огня флота выйти с полуострова «на плечах» отступающих повстанцев и с фланга ударить на главные силы противника и на его штаб и обозы в Кембридже.

План был далеко не идеален. Во-первых, высадиться можно было только во время прилива, а это значило, что операция откладывалась до часу-двух дня – это давало время повстанцам укрепиться. Во-вторых, во время высадки во время прилива солдаты должны были хорошо промокнуть – а вместе с ними мог промокнуть и порох. В-третьих, отряду Пигота надо было подниматься к укреплению под огнем по узкому склону холма, да ещё и, возможно, под фланговым огнем из построек Чарльстона. В-четвертых, обходной колонне надо было двигаться под огнем с фланга, из редута на Бридс-Хилл. Тем не менее, план был сочтен вполне выполнимым. Возможно, из-за того, что других разумных вариантов просто не было. И был ещё один козырь: план предстояло выполнять профессиональным, храбрым и прекрасно обученным британским солдатам.

В общем, бостонцев ждал великолепный спектакль – надо сказать, что в эпоху, когда тотальная война ещё не была изобретена, наблюдение за сражениями с безопасного расстояния было одним из любимых развлечений гражданских лиц.

Представление начал 68-пушечный «Сомерсет». Около полудня он, две канонерки и британская батарея с холма Копп в Бостоне открыли огонь по редуту на Бридс-Хилл. Фрегат «Глазго» (20 орудий), вооруженный транспорт (со странным именем «Симметрия») и ещё две канонерки «взяли на мушку» перешеек, соединяющий полуостров Чарльстон с континентом – чтобы не допустить подхода подкреплений. Шлюпы «Лайвли» и «Фалькон» должны были непосредственно поддерживать высадку и расположились рядом с Моултонс-Пойнт.

Карта полуострова Чарльстон с холмами Бридс-Хилл и Банкер-Хилл

Карта полуострова Чарльстон с холмами Бридс-Хилл и Банкер-Хилл. Раскрывается в большом разрешении.

Немного позднее полудня от бостонских доков отчалили двадцать восемь шлюпок с полутора тысячами человек и двенадцатью орудиями. Командовал операцией, разумеется, Уильям Хау; в его распоряжении были два сводных батальона (гренадерский и легкой пехоты) и 5-й, 38-й, 43-й и 57-й пехотные полки (за вычетом фланговых легких и гренадерских рот, которые вошли в состав сводных батальонов). Высадка прошла без помех и к часу дня «красные мундиры» выстроились в три линии на Моултонс-Хилл.

Но пока британцы ждали прилива и высаживались, американцы времени не теряли. На Бридс-Хилл прибыли подкрепления (во главе с полковником Джозефом Уорреном, председателем Комитета Безопасности). За шесть часов повстанцы – в дополнение к редуту – выстроили поперек холма ещё и бруствер. На скате Бридс-Хилл, обращенном к дороге, по которой предстояло идти англичанам, инженер Гридли соорудил несколько флешей – небольших треугольных укреплений, занятых стрелками. На пути обходной колонны (как вы помните, она должна была двигаться между занятым американцами Бридс-Хилл и берегом) выросло нечто вроде баррикады, созданной на основе стоявшей там ограды. «…Позиция была позади наполовину деревянного, наполовину каменного забора. Здесь природа сформировала нечто вроде бруствера, или же здесь много лет назад проходил какой-то ров» — так описал это укрепление один из американских офицеров. За баррикадой расположились коннектикутцы капитана Ноултона. И у них была даже артиллерия – Прескотт великодушно (и предусмотрительно) отдал им два орудия капитана Сэмюеля Гридли (сына главного инженера мятежников). Артиллеристы, правда, сначала «случайно» перепутали направление и в итоге очутились в тылу, на Банкер-Хилл; но там им не повезло. Они наткнулись на разъяренного полковника Патнэма; изрыгавшего совершенно недвусмысленные угрозы и целившегося из пистолета в голову капитана Гридли. Глядя на это, артиллеристы сочли, что на передовой будет безопаснее — и поспешно вернулись в распоряжение Ноултона (потом, правда, опять сбежали, бросив орудия).

Увидев эти приготовления, Хау решил задержать атаку – до тех пор, пока шлюпки не привезут из Бостона подкрепление. А тем временем, чтобы обезопасить себя от неожиданностей, британский командующий отправил свой сводный легкий батальон вниз, на равнину между Моултонс-Хилл и берегом. В это же время Роберт Пигот с 38-м и 43-м полками неспеша переместился на исходную позицию для лобовой атаки на американский редут – между Чарльстоном и Моултонс-Хилл. Батарея Копп-Хилл тем временем перенесла огонь с редута на Чарльстон, чтобы выгнать из поселка американских стрелков, обстреливавших колонну Пигота.

После двух часов дня прибыло подкрепление из Бостона: ещё несколько легких и гренадерских рот, 47-й полк и батальон морской пехоты (по численности превосходивший многие британские полки). Высадились свежие силы не на мысу, а между Моултонс-Хилл и Чарльстоном, в тылу у колонны Пигота. К ней они и присоединились. Это было всё, что смог на данный момент выделить Гейдж.

К трем часам подкрепления прибыли и к американцам: Уорд отправил Прескотту ещё две роты артиллерии, два нью-хэмпширских и девять массачусетских полков милиции. До цели дошли не все – многих сильно смутили корабли его величества и они предпочли не соваться на простреливаемый перешеек. Правда, британцы стреляли издалека – широкая отмель не позволила подойти «Глазго» и «Симметрии» достаточно близко для ведения действительно эффективного огня. И нью-хэмпширские полки Старка и Рида (простимулированные «короткой, но воодушевляющей» речью Старка), не обращая внимания на обстрел с моря, направились прямо к баррикаде  капитана Ноултона, увеличив его силы с 200 до почти 1 000 человек.  Таким образом, путь, по которому британцы намеревались обойти американскую позицию на Бридс-Хилл, оказался перекрыт довольно значительными силами: 1-й Нью-Хэмпширский полк Джона Старка, 3-й Нью-Хэмпширский полк Джеймса Рида, отряд капитана Томаса Ноултона из 3-го Коннектикутского полка Израэля Патнэма и батарея из двух орудий (правда, без артиллеристов).

Джон Старк

Джон Старк. Здесь он изображен в мундире, но очевидцы описывали его как невзрачного человека, одетого в поношенную шляпу и в скромный наряд из домотканого полотна.

А на левом фланге американцев, на самом его краю, в те несколько часов, которые прошли между высадкой англичан и началом их атаки, и произошло событие, решившее исход битвы. Полуостров Чарльстон был обращен к океану небольшим – немногим выше двух метров – обрывом. Между обрывом и морем располагался песчаный пляж. Джон Старк, воевавший в свое время в составе «Рейнджеров Роджерса» (он был у них лейтенантом), обратил на этот пляж внимание – идя по берегу, укрытая обрывом и от огня повстанцев, и от их взглядов, легкая пехота могла обойти позицию колонистов. Взяв своих людей, Старк спустился к морю и построил поперек отмели невысокую баррикаду из камней. Затем он выстроил нью-хемпширцев в три шеренги (они должны были чередоваться при стрельбе), отметил прутиками дистанцию в тридцать шагов (милиционеры должны были открывать огонь, когда англичане подойдут к прутикам) и проинструктировал бойцов касательно того, как и куда им надо целиться. Британцев ждал неприятный сюрприз.

Главная позиция повстанцев – редут и бруствер на Бридс-Хилл – была занята 9-м Массачусетским полком Уильяма Прескотта, 10-м Массачусетским полком Джеймса Фрая и 11-м Массачусетским полком Эбенезера Бриджа. Вместе с небольшими отрядами добровольцев из других массачусетских полков американские силы на Бридс-Хилл в сумме насчитывали до 1 600 человек. Правда, большей частью это были уставшие за пятнадцать часов почти непрерывных земляных работ, страдающие от жажды и от голода люди. «Мы не спали всю ночь, почти не ели и не имели другого питья, кроме рома» — вспоминал потом один из участников битвы. Командовал позицией председатель Комитета Безопасности, Джозеф Уоррен.

Справа от Бридс-Хилл – отчасти в Чарльстоне, отчасти за каменной стеной на окраине поселка, отчасти на склоне Бридс-Хилл – тоже располагались подходящие с «большой земли» подкрепления. Первой (ещё ночью) туда прибыла уже упомянутая рота из полка Прескотта. Затем, днем, около трех — две роты из 1-го Нью-Хэмпширского Старка и рота из 3-го Нью-Хэмпширского Рида. И немного позже к ним присоединились отдельные роты из 24-го Массачусетского полка Мозеса Литтла, 18-го Массачусетского полка Эфраима Дулиттла, 22-го Массачусетского полка Бенджамина Вудбриджа. Там же – позднее — оказалась и артиллерийская батарея, благоразумно выбравшая позицию подальше от поля боя. Всего – около 700 человек и 6 пушек.

В тылу, на Банкер-Хилл, расположился полковник Патнэм (он, правда, на Банкер-Хилл долго не задерживался) с саперным обозом. Туда же постоянно прибывали подкрепления с континента – небольшие группы добровольцев и 25-й Массачусетский полк Сэмюеля Герриша (Герриш, впрочем, уловил момент, когда агрессивного Патнэма на холме не было — и отказался вводить свои силы в бой). Это было ещё 400-500 человек.

Всего под командой Прескотта к трем часам дня 17 июня было около 3 000 – 4 000 человек и 8 орудий. Точно определить численность сил повстанцев практически невозможно: на протяжении всего дня в тыл возвращались милиционеры, решившие, что «с них хватит»; а с континента организованными отрядами, маленькими группами и поодиночке прибывали добровольцы, решившие поучаствовать в «славном деле». То же самое и с орудиями – они ломались, отходили в тыл, одно даже умудрилось потеряться.

У англичан же к трем часам пополудни было почти 2 300 человек и 12 орудий (не считая корабельной артиллерии и батареи с Коппс-Хилл).

На английском левом фланге – колонна Роберта Пигота, 750 человек из 35-го, 38-го, 43-го, 63-го полков и морской пехоты. За ним – резерв под командованием майора Томаса Питкэрна: ещё 400 человек из 47-го полка и морских пехотинцев.

На правом – главные силы: Уильям Хау со сводными батальонами гренадеров, легкой пехоты, артиллерией и резервом из 5-го и 57-го полков, приблизительно 1 500 человек и 12 пушек.

2 300 профессиональных британских солдат с 12-ю пушками против 3 000 милиции колонистов с 6-ю пушками.

750 солдат штурмовой колонны Пигота против 2 500 американцев Прескотта, укрепившихся на Банкер-Хилл.

1 500 отборных солдат Хау против 1 000 милиционеров Старка, Рида и Ноултона.

Пора было начинать атаку.

Фрагмент диорамы "Банкер-Хилл": здесь можно хорошо рассмотреть детали рельефа.

Фрагмент диорамы «Банкер-Хилл»: здесь можно хорошо рассмотреть детали рельефа.

В четыре часа (в самое жаркое время дня) британцы двинулись по направлению к баррикаде повстанцев, тянувшейся от Бридс-Хилл к берегу. Им нужно было пройти около километра по равнине, шириной приблизительно в двести метров. Равнина состояла из полей и небольших болотец. В начале (если началом считать ту её часть, которая была ближе к англичанам) стояло несколько печей для обжига кирпича. Пройти этот километр было бы не очень сложной задачей. Если бы вся равнина не простреливалась фланговым огнем с Бридс-Хилл.

Справа, как вы помните, равнина обрывалась к морю – обрыв был высотой немногим более двух метров; между обрывом и морем растянулся песчаный пляж. Обрыв прикрывал отмель от огня с Бридс-Хилл; то, что заметил Старк – заметил и Хау; и Хау решил пустить по пляжу легкую пехоту. Пройдя по берегу, она должна была зайти в тыл укреплению, пересекавшему равнину и ударить на него совместно с гренадерами, атакующими прямо в лоб.

Англичане проявили некоторое пренебрежение к противнику и ждущему их заданию. Британские солдаты наступали, даже не сняв походного снаряжения, и несли с собой в атаку одеяла и трехдневный запас провизии – в сумме около 50 килограмм на человека. В летнюю послеполуденную жару.

«Джентльмены!» — обратился к своим солдатам Хау – «Я очень счастлив, что имею честь командовать таким прекрасным отрядом; я не имею ни малейшего сомнения в том, что вы поведете себя как истинные англичане и что вы покажете себя хорошими солдатами. Если враг не выйдет из своих окопов, нам в любом случае придется пойти и вышвырнуть его оттуда; иначе они сожгут Бостон. И я не потребую ни от кого идти дальше, чем пойду я сам».

Первой выступила легкая пехота – она двигалась ротами вдоль самого берега, по пляжу. По равнине между пляжем и холмом двинулись главные и лучшие силы англичан – сводный гренадерский батальон. Первыми двигались четыре шестифунтовые пушки под прикрытием одной гренадерской роты; за ними – Хау во главе остальных гренадеров. Пушки скоро завязли в болотцах – во время первой атаки они так и не приблизятся к американской линии обороны на расстояние картечного выстрела. Впрочем, даже если бы они и приблизились – толку с них было бы немного: никто не позаботился о том, чтобы привезти из Бостона боеприпасы и на каждую пушку приходилось лишь те четыре десятка зарядов (из них 4-6 картечных), которые перевозились на передке. Впрочем, шестифунтовки были в лучшем положении, чем двенадцатифунтовки, оставшиеся на Моултонс-Хилл: у них боеприпасов было ещё меньше – таким образом, англичане остались практически без артиллерийской поддержки (огонь с моря и из Бостона был не особо точен). В итоге, гренадеры, пытаясь выручить орудия, безнадежно отстали; и дело должна была решить легкая пехота.

Редут на Бридс-Хилл

Редут на Бридс-Хилл.

Легкая пехота, как мы уже говорили, двигалась по пляжу. Первой шла легкая рота Королевских Валлийских фузилеров; подойдя на расстояние в полсотни метров, она бросилась в штыковую атаку. Но колонисты были готовы встретить врага: и нестройный ружейный залп почти смел валлийцев. Выжившие, не останавливаясь, попытались прорваться сквозь американскую линию, но были без труда отброшены «взбунтовавшимися фермерами». За валлийцами подошли легкие роты 4-го и 10-го полков; предположив, что американцам понадобиться время на перезарядку, они ринулись вперед. Но тут сработала предусмотрительность Старка – как помните, он построил своих подчиненных в три шеренги: одна шеренга стреляла, вторая – заряжала мушкеты, третья – ждала наготове. Первая шеренга расправилась с Валлийскими фузилерами; вторая и третья – сделали почти то же самое с ротами 4-го и 10-го полков, которые бесстрашно и бесстрастно шли в атаку по телам раненых и убитых товарищей. Легкая рота 4-го полка потеряла 30 человек из 35 меньше, чем за минуту. Строй мятежников выплевывал рои свинца практически непрерывно; и, подошедший вслед за легкой пехотой 57-й полк не сразу решился пойти вперед. А когда (понукаемый офицерами, так и не понявшими схемы Старка) пошел – был точно так же расстрелян, не пройдя даже полпути до американского укрепления.

Тем временем, наступавшие по равнине между Бридс-Хилл и пляжем гренадеры – полоса препятствий с полной выкладкой в послеполуденную летнюю жару — бросили попытки вытащить пушки из грязи, и подошли к импровизированному укреплению, построенному американцами на месте забора (и использовавшему забор вместо основы). В этот момент до Хау добрался гонец, который доложил о разгроме, которому подверглась легкая пехота. Но английский командующий – несмотря на то, что два ключевых элемента его плана (артиллерийская поддержка и обход сил противника по флангу) рухнули – приказал продолжать атаку. Лорд Уильям славился своим пристрастием к азарту – и пошел ва-банк. И наткнулся на 3-й Нью-Хэмпширский полк Джона Рида и отряд коннектикутцев капитана Ноултона. Более того к баррикаде прибыло подкрепление в виде уже известного нам Израэля Патнема с двумя пушками, что весьма положительно сказалось на морали (но не на огневой мощи – артиллеристы не очень умели управляться со своими орудиями) обороняющихся. Итак, британцы в своей отчаянной попытке спасти положение подошли на полсотни метров к противнику — и сразу попали под плотный, прицельный огонь. Хорошо проинструктированные милиционеры – в основном неплохие стрелки – аккуратно целили в офицеров и унтер-офицеров. В итоге гренадеры вынужденно воздержались от штыковой атаки на укрепление. Вместо этого  они ввязались в перестрелку. Это было не самым лучшим решением: во-первых, в таком бою американцы имели преимущество (несколько рот потеряло под огнем более половины своего состава). Во-вторых, вторая линия англичан, догнав первую, расстроила ряды гренадер. Спустя очень недолгое время англичанам пришлось отойти, чтобы восстановить порядок. Лорд Уильям Хау (который согласно обещанию, данному перед боем, шел перед линией) лишь чудом остался в живых.

Англичане, правда, могли отпраздновать небольшой успех: повстанцы потеряли два орудия (треть их артиллерии на поле боя!). Израэль Патнем собственной персоной решил заменить ни-к-чему-не-пригодных артиллеристов. В роли канонира он оказался не намного лучше – после первого же выстрела (промах) он забыл прочистить ствол орудия. И оно взорвалось во время заряжания. Не дав себя обескуражить неудачей, Патнем взялся за вторую пушку: вытряхнув ей в дуло все пули из своих седельных сумок, человек-легенда создал устрашающий картечный заряд, скосивший немало британцев. Но – увы! – после нескольких следующих выстрелов он опять забыл прочистить ствол…

Ещё более вяло развивались события на английском левом фланге: Пигот (вполне разумно) решил, что отвлекающая атака имеет целью отвлечь противника, а не взять редут штурмом в лоб – поэтому он осторожно подошел к укреплению на дистанцию выстрела и, заставив американцев потратить немного пороха, благоразумно отступил.

Первая атака закончилась неудачей. Но британцы были профессионалами. И для того, чтобы привести себя в порядок и подготовиться к следующей атаке, им хватило пятнадцати минут. Хау изменил план: уцелевшие легкие пехотинцы должны были связать боем 1-й Нью-Хэмпширский Старка и «гарнизон» баррикады; Пигот должен был более энергично штурмовать редут; а главные силы под предводительством самого Хау тем временем должны были ударить вдоль по склону холма, в промежуток между забором-баррикадой и Бридс-Хилл. Избавляться от одеял и прочего навьюченного на солдат багажа, правда, англичане и в этот раз не сочли нужным.

Гравюра, вероятно пытающаяся изобразить вторую атаку британцев

Гравюра, вероятно пытающаяся изобразить вторую атаку британцев.

Американцы, тем временем, понимая, что дело одной атакой не закончится, искали подкреплений – за ними отправился почти вездесущий в этой битве Патнем. «Я не мог сделать так, чтобы эти собаки пришли к вам сами, так я решил, что приволоку их» — объяснял он Прескотту после боя свой вояж в тыл (по крайней мере, так сообщает одна из версий известного анекдота). Но, увы, попытки привести свежих бойцов потерпели неудачу – даже Патнем не мог заставить милиционеров направиться прямо под дула британских корабельных орудий.

Для того чтобы американские стрелки не могли беспокоить колонну Пиготта из Чарльстона, поселок был попросту сожжен: батарея с Копс-Хилл и британские суда с моря обстреляли Чарльстон раскаленными ядрами. Затем в Чарльстоне высадились морские пехотинцы с «Сомерсета» и подожгли все, что ещё не горело, окончательно превратив городок в дымящееся пепелище (американцы, правда, после ухода десанта быстро вернулись и продолжили обстреливать «красномундирников» уже из развалин).

Гренадеры опять пошли вперед, и этот раз был ещё хуже, чем предыдущий. По англичанам стрелял редут; по англичанам стреляли флеши, расположенные на склоне холма; по англичанам стреляли нью-хэмпширцы с баррикады. Колонисты применили ещё одну «индейскую» хитрость: стреляли только лучшие стрелки, остальные же перезаряжали мушкеты и ружья и опять передавали их на первую линию. Темп стрельбы достигал неимоверных (для XVIII века) 10 выстрелов на человека в минуту; результатом был описанный британским офицером «…непрерывный ливень из пуль, лившийся на нас из рядов бунтовщиков. Кажется, этот неустанный вал огня обрушивался на нас в течение приблизительно тридцати минут». Гренадеры опять не выдержали, начали разворачиваться из колонны в линию, чтобы ответить американцам полновесным залпом, но скорость и атакующий порыв были потеряны; и после короткой перестрелки британцам опять пришлось откатиться назад. Тем временем Пигот на левом фланге и легкая пехота на правом в драку не рвались – так что и вторая атака была мятежниками отбита. Как вспоминал очевидец-англичанин «…они использовали забор как подпорку для мушкетов и их пули летели точно туда, куда они их посылали. Их огонь косил наши роты с ужасающей эффективностью; наши колонны — ещё недавно столь гордые, стройные и сплоченные — подверглись столь жестокому избиению, что расстроились, почти сломались и, затем, отступили». Большая часть английской отборной пехоты была уничтожена в первых двух столкновениях: из 750 легких пехотинцев и гренадеров в строю оставалось лишь около 300 человек. Например, легкая рота 35-й полка к началу третьей атаки состояла из старшего рядового (и. о. командира роты) и четырех солдат.

Фрагмент диорамы "Банкер-Хилл"

Фрагмент диорамы «Банкер-Хилл»

Несмотря на первоначальный успех, у американцев было мало оснований для оптимизма. Боеприпасы заканчивались – и даже титанические усилия Исраэля Патнема не могли заставить тыловиков доставить порох и пули к месту сражения. Подкрепления не подходили. Полковник Скаммонс, получив приказ идти «… на холм», не мудрствуя лукаво повел свой 13-й Массачусетский… на холм Коббл, лежащий глубоко в тылу. Даже те части, которые всё-таки решились и прошли через обстреливаемый перешеек (вдохновленные примером того же неугомонного Патнема, почти демонстративно разъезжавшего по опасной дороге туда и обратно), проявляли примечательную сдержанность. Например, уже упоминавшийся 25-й Массачусетский полк Сэмюеля Герриша отказался покинуть безопасный задний склон Банкер-Хилл и на протяжении всего боя стойко удерживал свою важнейшую стратегическую позицию. Правда, адъютант Герриша, датчанин Христиан Фебигер, всё-таки собрал группу добровольцев и повел её на передовую. А постоянный поток «дезертиров» уменьшал силы повстанцев: один из свидетелей описывает сцену, в которой два десятка человек сопровождали раненого в тыл; слово «несли» слишком неточно описывало ситуацию — потому что несли раненого только четверо, остальные же добровольные «санитары» из-за толпы не всегда могли до «ноши» даже дотянуться. В итоге, к четырем часам пополудни силы американцев на поле боя едва ли насчитывали больше, чем тысячу человек.

Пугающую неэффективность демонстрировала и артиллерия повстанцев. Из шести пушек четыре (два орудия Гридли-младшего и два орудия Джона Кэллендера) в бою практически не участвовали и, в итоге, были брошены и захвачены англичанами. Из оставшихся двух орудий капитана Семюэля Треветта одно было потеряно сразу же, а второе действовало храбро, но не очень эффективно и не долго (но вы уже знаете о том, как обошелся с ними Патнем).

Британцы начали готовить третью атаку.

К этому времени англичане уже поняли, как «десять тысяч крестьян удерживают пять тысяч солдат Его Величества в осаде» — согласно популярному анекдоту это выкрикнул возмущенный генерал Бёргойн, когда узнал расстановку сил в Бостоне. Он пообещал, что как только его (вместе с Хау и Клинтоном) впустят в город – он обеспечит британцам свободу действий; но и это оказалось не так-то просто.

На сей раз целью атаки Хау выбрал возведенный Прескоттом и Гридли редут на вершине Бридс-Хилл. Лобовая атака на укрепление могла показаться безумием – но она таковым не была. Собственно редут (45х45 метров) вмещал относительно небольшой гарнизон, пару сотен человек; и их огневая мощь была намного меньшей, чем мощь развернутых в линию повстанцев под холмом. Поперек Бридс-Хилл шел бруствер, но от стрелков, находившихся за ним, англичан укрывали склоны холма и сам редут. Более того, захват редута позволял простреливать фланговым огнем как бруствер на холме, так и баррикаду на равнине; после захвата редута американцам непременно пришлось бы отступить. Было решено, что Пиготт атакует со стороны Чарльстона (и на этот раз всерьез), а Хау – со стороны Моултонс-Хилл. В Бостон был послан гонец с требованием подкрепления.

Подкрепление прибыло быстро – 63-й полк и ещё несколько рот морской пехоты (в сумме около четырех сотен человек во главе с генералом Клинтоном). Свежие силы высадились под огнем, на пляже возле Чарльстона, заполненном убитыми и ранеными британцами. Включив в свой отряд тех раненых, кто ещё мог двигаться («…к чести наших солдат надо сказать, что было мало таких, кто не откликнулся на мой призыв» — вспоминал потом генерал), Клинтон присоединился к Пиготу (и – как старший по званию – возглавил колонну). Также из Бостона доставили артиллерийские боеприпасы – тяжелые орудия теперь могли поддержать своим огнем свою пехоту. Английским солдатам (наконец!) был отдан приказ снять походное снаряжение. Батарея с Моултонс-Хилл открыла огонь по редуту. Остатки легкой пехоты и шестифунтовки развернулись на равнине под холмом, готовясь связать перестрелкой милиционеров Рида и Ноултона. Штурмовые колонны Хау и Клинтона/Пигота нацелились на американский редут. Всё было готово к штыковой атаке.

На самом деле эта атака уже ничего не решала. Было понятно, что у англичан не хватит сил выйти за пределы полуострова Чарльстон и отогнать армию повстанцев от Бостона. А об атаке на холм Нук армия его величества могла даже не вспоминать. «Мятежники» удержали кольцо вокруг Бостона; и падение города было уже только вопросом времени. В сущности, речь уже шла только о престиже британского оружия. «Красные мундиры» обязаны были взять редут на Бридс-Хилл.

Но для Прескотта тоже было делом чести удержать свою позицию. Нет боеприпасов? Что ж: «Ни зернышко пороха не должно быть потрачено зря, каждый выстрел должен собрать свою мзду». У милиционеров нет штыков на ружьях? Те немногие, у кого штыки были, расставлены в самых уязвимых местах укрепления. Американцы были готовы встретить новую атаку. «Если мы отбросим их ещё раз» — подбадривал своих милиционеров Прескотт – «то они больше не вернутся. Даже лучшие солдаты в мире не смогут выдержать таких потерь».

Третья и последняя атака британцев, правда, не совсем точно изображенная.

Третья и последняя атака британцев, атака на Бридс-Хилл, правда, не совсем точно изображенная.

Незадолго до половины пятого тысяча английских солдат – запыленных, забрызганных кровью, часто без знаменитых красных мундиров – молча, усталым, тяжелым шагом двинулись вверх по холму. «Они наступали развернутым строем» — писал один из защитников редута – «с разрывами в шеренге в четыре метра, но зато шли вплотную друг за другом, очень глубокими или длинными колоннами». Под прикрытием пушечного огня (английские орудия пытались не дать защитникам редута высунуть голову из-за бруствера) британцы приблизились к вершине холма. Американцы ждали. За несколько десятков секунд перед штурмом артиллерийский огонь затих. Оставшиеся заряды повстанцы выпустили во врага практически в упор. Последние выстрелы скосили несколько дюжин англичан, но «…как только первый солдат падал, на его месте вырастал второй». Через считанные секунды британцы – карабкаясь по телам убитых товарищей – с трех сторон ворвались в редут. К некоторому удивлению британцев повстанцы не сдались (в европейских войнах осажденные обычно выбрасывали белый флаг, как только солдаты противника начинали взбираться на стены укрепления) и вступили в рукопашную. Но численное превосходство (по крайней мере, локальное) было на стороне британцев; да и приклады ружей, ножи и томагавки не могли противостоять штыкам. Но победа не далась легко. Майор Питкейрн (это тот самый, который ещё перед Лексингтоном грозился, что разгонит «всю эту деревенщину» лишь наполовину вынув шпагу из ножен) был застрелен негром-слугой. Ещё некоторое количество англичан было убито защитниками редута («они дрались скорее как черти, чем как люди» — вспоминал британский офицер); полковник Прескотт сам, говорят, уложил нескольких атакующих, отбиваясь саблей от штыков. Но красная волна была неумолима: через считанные минуты американцы начали покидать редут. Англичане стреляли с бруствера им вслед; во время отхода был убит председатель Комитета Безопасности, Джозеф Уоррен; полковник-инженер Гридли тогда же был ранен. Вслед за гарнизоном редута начали отступать – в порядке и огрызаясь — остальные части «патриотов». Нью-хемпширцы Старка и коннектикутцы Ноултона удерживали своим огнем англичан внутри редута; лишь, когда последние повстанцы покинули холм и оказались в относительной безопасности – не спеша отошли в свою очередь. Даже Бургойн (наблюдая за битвой в подзорную трубу из Бостона) вынужден был признать, что «…это отступление не было бегством, и [повстанцы] даже прикрыли его как полагается, храбро и по всем правилам военной науки». Бридс-Хилл был взят.

Неутомимый Патнем пытался организовать ещё один опорный пункт на Банкер-Хилл; но безуспешно. Милиционеры, уставшие, голодные, оставшиеся почти без боеприпасов и непрерывно обстреливаемые английской артиллерией, уходили на «большую землю». Упорный Прескотт во весь дух помчался в штаб-квартиру, пытаясь получить у Варда подкрепления – он был уверен, что с полутора тысячами человек сбросит англичан обратно в море. Подкрепления не было. Но и британцы не имели сил ни продолжать битву, ни преследовать американцев. Про выход «на континент» и наступление на Кембридж пришлось забыть. Бой был окончен.

Смерть майора Питкейрна

Смерть майора Питкейрна.

Американцы потеряли 441 человека: 140 человек убитыми, 271 – ранеными и 30 – пленными (все они были тяжело ранены). Кроме того, они лишились одной, захваченной британцами, пушки. Англичане потеряли 1 054 человека: 226 человек убитыми (из них 19 офицеров) и 828 человек ранеными (из них 70 офицеров).

Тактически, конечно, англичане одержали победу: Бридс-Хилл был взят, и американцы отступили с полуострова на континент. Но выиграв бой за Бридс-Хилл, они проиграли битву за Бостон. Осада не была снята. Одна из двух высот, контролирующих город и гавань, оставалась в руках повстанцев. И, учитывая понесенные потери, отбить её не было никакой надежды. Как заметил Клинтон: «Это была победа, купленная действительно дорогой ценой; ещё одна такая нас уничтожит». Квакер-генерал Натаниэль Грин ответил ему с другой стороны: «Я желал бы продать им ещё один такой холм за ту же цену». Падение Бостона было только вопросом времени. Того времени, через которое у американцев появится осадная артиллерия.

Настоящая война

Конкорд, Тикондерга и Банкер-Хилл были уже настоящей войной. Они показали, что американцы могут сражаться с профессиональной британской армией если не на равных, то, по крайней мере, достаточно эффективно и с надеждами на успех. Тем не менее, война пугала. И поэтому, несмотря на то, что военные действия уже шли полным ходом, 8 июля 1775 года Конгресс принял и отправил Георгу III так называемую «Петицию оливковой ветви».

«Мы, верные подданные Вашего Величества из колоний … от своего лица и от лица обитателей этих колоний … умоляем Ваше Величество милостиво уделить внимание этой скромной петиции» — так, совсем без революционного пафоса, начиналась «Петиция оливковой ветви». Затем описывалось счастливое сосуществование матери-метрополии и дочерней колонии; услуги (возможно, несколько преувеличенные) оказанные Британии колонистами; и, наконец, начинались жалобы на зловредное британское правительство, которое своими злоупотреблениями: «…принудило нас вооружиться для собственной защиты…». Затем, многоречиво заверяя монарха в преданности трону и ему лично и в приверженности мирному сосуществованию с метрополией, «всё ещё верные» колонисты призывают Его Величество «…немедленно использовать все меры, которые в вашей власти … для того, чтобы остановить дальнейшее кровопролитие и предотвратить надвигающиеся на Британскую Империю бедствия».

"Петиция оливковой ветви"

«Петиция оливковой ветви»

Но войну уже было не остановить. Восстание разгоралось: по всем тринадцати колониям толпы поселенцев, воодушевленные Лексингтоном и Тикондерогой, захватывали арсеналы. Губернаторы бежали из своих резиденций. Каперы (часто сами себе выдавшие каперские свидетельства) захватывали британские суда.

3 июля Джордж Вашингтон прибыл в Кембридж и принял командование над войсками, осаждавшими Бостон. И начал готовить Континентальную армию к долгой и упорной войне.

Джордж Вашингтон принимает командование над Континентальной армией

Джордж Вашингтон принимает командование над Континентальной армией.

6 июля Конгресс принял «Декларацию о причинах, вынудивших нас взяться за оружие» (авторы – Дикинсон и Джефферсон). Последние абзацы гласили»

«Наше дело правое. Наш союз крепок. Наши внутренние средства велики и, если в том будет необходимость, мы, несомненно, сможем получить помощь извне. Мы с благодарностью принимаем как знак божественной милость то, что Провидение не позволило нам вступить в эту суровую борьбу до того, как мы обрели наши нынешние силы; до того, как мы развили наши силы в воинских прениях; до того, как мы овладели средствами для собственной защиты. С сердцами, укрепленными этими одушевляющими соображениями, мы самым торжественным образом заявляем перед Господом и людьми, что используя все те силы, которыми наделил нас благодетельный Господь, то оружие, которое наши враги вынудили нас поднять, мы будем, вопреки всем опасностям и с неослабной твердостью и настойчивостью, защищать нашу свободу — единогласно решив, что лучше умереть свободными, чем жить рабами.

Чтобы эта декларация не беспокоила умы наших друзей и соратников в какой-либо части империи, мы заверяем их, что мы не хотим разрывать тот Союз, который так долго и так счастливо существовал между нами, и который мы искренне хотим видеть восстановленным. Необходимость еще не подтолкнула нас к этой отчаянной мере и не побудила нас побудить любую другую страну к войне против них. Мы не собрали армии с амбициозными планами отделения от Великобритании и создания независимого государства. Мы боремся не за славу и не за завоевание. Мы стоим на виду у всего человечества, люди, атакованные врагом без причины, без какого-либо обвинения и даже не могущие быть заподозренными в нанесении оскорблении. Этот враг хвастается своими привилегиями и цивилизацией, и при этом не предлагает нам ничего кроме рабства или смерти.

На нашей родной земле, защищая свободу, данную нам от рождения и сопутствовавшую нам до недавних над ней насилий, защищая нашу собственность, приобретенную исключительно благородным трудом наших предков и нас самих, восставая против причиненного нам насилия, мы взялись за оружие. И мы положим его не ранее, чем агрессор прекратит враждебные действия, и не ранее, чем опасность их возобновления будет полностью устранена.

Со смиренной верой в милость Верховного и беспристрастного судии и Правителя вселенной, мы самым искренним образом умоляем милосердного Господа, сохранить нас в этой великой борьбе, склонить наших противников к примирению на разумных условиях и тем самым избавить Империю от бедствий гражданской войны».

Но война – настоящая война – уже началась.

Что почитать о:

«A People in Revolution: The American Revolution and Political Society in New York, 1760–1790», Edward Countryman; Baltimore: John Hopkins University Press, 1981.
«A people’s history of the American Revolution : how common people shaped the fight for independence», R. Raphael;  New York: The New Press, 2001.
«America’s wars», A. Axelrod; New York: John Wiley & Sons, 2002.
«American Revolutionary War Leaders. A Biographical Dictionary», Bud Hannings; Jefferson, NC: McFarland & Company, 2009.
«Bunker Hill : a city, a siege, a revolution», Nathaniel Philbrick; London: Penguin Books, 2013.
«Encyclopedia of the American Revolution», Vol. I & II, ed. Harold E. Selesky; New York: Charles Scribners & Sons, 2006.
«Forts of the American Revolution 1775-83», René Chartrand; Oxford: Osprey Publishing, 2016.
«Historical statistics of the United States. Colonial times to 1970. Part 1»; Washington, D.C.: U.S. Government Printing Office, 1975.
«History of the War of the Independence of the United States of America, Vol. I», Charles Botta; Boston: William L. Lewis, 1826
«Journals of the American Congress from 1774 to 1788», Washington: 1823.
«Redcoats and Rebels. The American Revolution Trough British Eyes», Christopher Hibbert; New York:  W. W. Norton & Company, 1990
«Regiments of Foot. A historical record of all the foot regiments of the British Army», H. L. Wickes; Reading: Osprey Publishing, 1974.
«Revolutionary War Almanac», John C. Fredriksen; New York: Facts On File, 2006.
«Revolutionaries : a new history of the invention of America», Jack Rakove; New York: Houghton Mifflin Harcourt, 2010.
«Saratoga – Yorktown 1777-1781», Izabella Rusinowa; Warszawa: Wydawnictwo Ministerstwa Obrony Narodowej, 1984.
«The Boston Campaign : April 1775-March 1776», Victor Brooks; Conshohocken: Combined Publishing, 1999.
«The Cambridge Economic History of Modern Europe. Volume 1. 1700–1870», ed. Stephen Broadberry and Kevin H. O’Rourke; Cambridge: Cambridge University Press, 2010.
«The Cambridge Economic History of the United States, Volume 1», N. Salisbury, J. K. Thornton, E. L. Jones, D. W. Galenson, D. Wickers, R. R. Menard, B. W. Higman, J. J. McCusker and C. Matson; New York: Cambridge University Press, 2007.
«The Glorious Cause: the American Revolution, 1763–1789», Robert Middlekauff; New York: Oxford University Press, 2005.
«The letters of John and Abigail Adams»; New York: Penguin Books, 2004.
«The Oxford Handbook of the Ancien Regime», ed. William Doyle; New York: Oxford University Press, 2012.
«The Tragedy of Benedict Arnold. An American Life», Joyce Lee Malcolm; New York: Pegasus Books, 2018.
«Идеологические истоки американской революции», Бернард Бейлин; Москва, Новое издательство, 2010.
«История США», Г. Вард; Москва: АСТ-Астрель, 2009.
«История США. Том первый. 1607-1877», гл. ред. Г. Н. Севостьянов; Москва: Наука, 1983.

Эта запись защищена паролем. Введите пароль, чтобы посмотреть комментарии.