Написанная в мае 1903 года в Барселоне «Жизнь» считается вершиной «голубого периода» Пикассо. Правда, специалисты не могут с полной определенностью объяснить, что эта картина означает. Я, кстати, тоже не могу. Но вселяет некий оптимизм случившаяся у меня ещё в 1990-х беседа с неким джентльменом морально небезупречного рода занятий.

А было это так: мы стояли в офисе и смотрели на календарь с репродукцией этой картины.

— Слушай, ну ты ж, типа, художник; вот объясни мне, в чем здесь прикол? Этот Пикассо, он же ж ни хера не умел рисовать! — сказал джентльмен морально небезупречного рода занятий.
— Вообще-то я архитектор. Но здесь фишка в том, что во время Пикассо уже фотоаппараты изобрели, так что ему не надо было рисовать, что бы было «как в жизни»; он, вроде как, пытался на смысле сконцентрироваться, послание какое-то передать зрителям…
— Это как?
— Да так же, как и ты… Ведь ты же знаешь, что правильно было бы сейчас зайти к директору и сказать: «Здравствуйте! Простите за беспокойство, но я хотел бы поинтересоваться судьбой недавно одолженных вами у нас денег. Если вы не можете сейчас их вернуть, мы могли бы обсудить реструктуризацию долга; или придумать какое-то другое решение… Знаете ли, вы наш давний и хороший партнер и нам не хотелось бы доводить дело до суда». Но ты ведь знаешь, что так до него твоё послание не дойдет (хоть будет правильным и красивым) — и поэтому спросишь «Слышь, б…, где мои деньги, сука!»
— А, понял. И что, типа, какое у твоего Пикассо здесь послание?
— Хрен его знает, я не люблю Пикассо.
Джентльмен некоторое время сосредоточенно созерцал картину. И через несколько минут сообщил.
— А-а-а, я понял! Типа, сначала рождаешься, потом всё время синий и трахаешь всяких… А маму жалко за то, что вырастила придурка!

Так что любой зритель способен вполне качественно интерпретировать любое произведение искусства. А это значит, что я с чистой совестью могу свалить эту задачу на вас. Кое-что, правда, об этой картине расскажу.

Например, точно известно, кто на ней нарисован. Мужчина — это близкий друг Пикассо, Карлос Касагемас. Он тоже был художником и, по сути, финансировал поездку Пикассо в Париж, что закончилось для него (Касагемаса) трагически. Женщина, которая опирается Касагемасу на плечо — Жермена Флорантен (в девичестве Гаргальо, а позднее — Пишо, под этой фамилией она наиболее известна), героиня той же трагической истории.

Испанские друзья посоветовали Пикассо и Касагемасу «девушек для компании». Формально они были прачками и натурщицами. Неформально — проститутками. Одной из них была как раз Жермена. И Касагемас в неё влюбился до беспамятства. Романтика? Не совсем. Во-первых, Касагемас был женат. А во-вторых — и это главное — Жермене он не понравился. Совсем. Хуже того, она влюбилась в друга Пикассо и Касагемаса, тоже художника из Каталонии, Рамона Пишо.

Касагемас впал в депрессию. И Пикассо насильно отвез друга обратно в Испанию: мол, с глаз долой — из сердца вон. Но это не помогло. Касагемас вернулся в Париж, к объекту своей любви. 17 февраля 1901 года он, Жермена, Пишо и еще несколько их общих друзей ужинали в кафе «Ипподром». В 21.00 Касагемас встал, произнес тост («За ваше здоровье!»), вытащил из кармана револьвер, выстрелил в Жермену (и промахнулся), а потом — себе в висок. Говорят, что «бессердечная» девушка даже не пошевельнулась.

Почему «бессердечная» в кавычках? Дело в том, что Гертруда Стайн описывала её (в «Автобиографии Элис Б. Токлас», конечно) в тонах, довольно далеких от изображений роковых и бесчувственных красоток: «Она была тихая и серьезная и очень испанка, у нее были чисто испанские квадратные плечи и пристальный невидящий взгляд. Она была очень добрая… Жермен … была героиней множества странных историй, однажды она доставила в больницу молодого человека, он был ранен в драке в мюзик-холле, а все его приятели его бросили. Жермен приняла в нем самое живое участие и ухаживала за ним, будто так и надо. У нее была целая куча сестер, все они, и она вместе с ними, родились и выросли на Монмартре и повыходили замуж за людей самых разных национальностей, даже за армян и турок. Жермен потом очень долго болела, не один год, и подле нее всегда была целая свита преданных ей людей. Они носили ее прямо в кресле в ближайшее синема и высиживали, и она вместе с ними, в кресле, весь сеанс до самого конца».

После этой истории в депрессию впал уже Пикассо (напомню — они с Касагемасом были очень близкими друзьями). И эта депрессия, как считают, положила начало его «голубому периоду». Одна их первых картин художника, выполненная в сине-голубой гамме официально называлась «Вознесение», а неофициально — «Похороны Касагемаса».

«Жизнь» была написана через пару лет после этой трагичной истории (на самом деле, Пикассо возвращался к ней и намного позже — в «Танцорах» 1925-го). В ней ещё далеко до той манеры, с которой ассоциируется Пикассо, но уже можно проследить её зачатки. Как это не смешно звучит — кубизм вполне можно описать при помощи трех классических Аристотелевых единств: единства места, единства времени и единства действия. В своих более поздних картинах Пикассо пытается (живописными средствами) вписать некоторое количество действий, происходящих в нескольких местах и на протяжении некоего периода времени в одну картину. Добавив к этому ещё единство ракурса — то есть попытку изобразить взятый предмет со всех сторон одновременно. В «Жизни» он ещё не пришел к единству ракурса (для этого ему понадобятся Гертруда Стайн и Матисс с африканской статуэткой), но вот попытка вписать в одно изображение длительный отрезок времени и несколько действий, совершаемых одними и теми же людьми в разных точках пространства — уже наличествует. Так что если бы я был остроумным — я бы всё-таки искал истоки кубизма в безнадежных попытках живописи конкурировать с кинематографом…

Ах, да! едва не забыл (это чтобы вам всё так просто не казалось): когда картину отправили на рентген, выяснилось, что первоначально у мужчины было лицо Пикассо.